Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения - Элисон Пейс

— Боже, Дженни, как мне жаль! Милая моя, не расстраивайся! Этот техасский игрок в гольф никогда не встретит даже наполовину такую же хорошую девушку, как ты. — Виктор помолчал несколько секунд, видимо, ожидая ответа, и спросил: — Тебе что-нибудь привезти?

— Нет, у меня все есть. — Привези мне другую вселенную… — Я очень рада тебя слышать. Спасибо, что позвонил.

— Ну что ты… Но, Джейн, малышка, как думаешь, ты сможешь завтра выйти на работу? Дик уже по потолку бегает, кричит, что ты заболела накануне выставки.

Дик Риз — мой босс и по совместительству Миньон Антихриста. Цветы, распускающиеся в присутствии Виктора, никнут, жухнут и вянут от мимолетного злобного взгляда начальника. Осенняя артвыставка открывается через две недели — это не совсем «накануне», к тому же единственное, что осталось сделать, — заказать шоколадные конфеты «Риз», предназначенные для посетителей павильона. Дик обожает кокетливо краснеть, самодовольно улыбаясь змеиной улыбочкой, когда люди хвалят его за находчивость, — как мило, Дик Риз поставил на входе вазу с конфетами «Риз»!

Жаль, что Дик — гей. Я знаю одну девицу по имени Дейзи, так они просто созданы друг для друга!

Телефон зазвонил. Ну сколько можно!

— Алло.

— Они любят артишоки!

О нет!..

— Привет, мам.

— Здравствуй, деточка! Представь, все — Илайджа, Изабелла и Фиделис — любят артишоки!

Полные имена упомянутых особ — Илайджа Даржилинг, Изабелла Монтгомери и Фиделис Максуин. Это шнауцеры и любимые мамины детки, стало быть, мои сестры. Когда дети подрастают и поступают в колледж, детская превращается в домашний офис или мини-спортзал. Иные мамаши трепетно оставляют дитятину спальню в неприкосновенности, но моя родительница в освободившемся помещении устроила настоящую псарню, в пятьдесят лет увлекшись разведением миниатюрных шнауцеров.

— Правда? — притворно восхитилась я. Жизнь уже научила, — если она меня вообще чему-то научила, — когда речь заходит о матери и шнауцерах, безопаснее поддакивать.

— Представляешь?! Я показала Изабелле, как кушать листочки: зажала зубами лист артишока и вытянула наружу. Разумеется, малышка проявила повышенный интерес, а когда я дала ей листочек, сжала передними зубами и держала, пока я не вытянула его. После нескольких листочков она научилась есть артишоки! А почему ты дома?

Вряд ли стоило переключаться на недавние трагические события после обсуждения триумфа шнауцерихи, поэтому я ответила:

— По-моему, у меня суточный грипп или что-то подобное.

— Да-да, что-то такое ходит. Фиделис несколько дней сама не своя.

Мне захотелось, чтобы меня навсегда оставили в покое, — я легко привыкну к такой жизни.

Когда через десять минут телефон зазвонил снова, я неохотно подняла трубку, опасаясь, что шнауцеры, эти непревзойденные мастера невербального общения, на этот раз заявили о предпочтении голландского соуса, а не традиционного растопленного масла.

— Что стряслось? У тебя расстроенный голос! — Снова Кейт.

— Ничего не стряслось, все в порядке, просто телефон не умолкает, а я устала, хочу спать.

— Но чем же ты занимаешься все утро?

— Дерьмлю.

Ну отвяжись же наконец, Кейт!

— То есть дремлешь?

— Кейт, завтра я пойду на работу.

— Правда?

— Правда, правда.

Положив трубку, я немного повеселела, увидев, что по кабельному идет «Петарда». Я безнадежно влюблена в Оуэна Уилсона[7]и решила в сотый раз посмотреть «Петарду», надеясь взбодриться взрывом положительных эмоций. Глядя на экран, вдруг поняла: я люблю Оуэна Уилсона и не могу без него жить. Если научиться обходиться без Оуэна, может, найдется способ существовать без Джека?

А может, и нет.

Вечером я отправилась спать, с содроганием думая, как же паршиво мне будет утром. Заведя будильник, я попыталась забыть о Джеке Дэвисе, которого никогда больше не увижу, и выбросить из головы мысли о Дике Ризе, которого увижу завтра. От вида начальника у меня обычно начинались спазмы в желудке, намного более болезненные, чем события последних двух дней.