Награда за риск - Лайза Эндрюс

Этим субботним утром Эмма была вознаграждена судьбой за пережитые невзгоды. Из прислуги она превратилась в «золотоволосую тайну»! Сколько недоумения и зависти на лицах персонала! Как великолепно ее отражение в зеркалах фойе! Впрочем, чтобы не выглядеть в глазах окружающих парвеню, она старалась не любоваться собой в зеркалах, довольствуясь отражениями в оконных стеклах. Господи, неужели это не сон?

Но чего ей стоило переступить порог магазина! Все там ее пугало: эти продавщицы с натянутыми физиономиями, этот как будто разреженный воздух, эти баснословные цены. Счастье, что с ней была секретарша дона Луиса. Стоило той сверкнуть золотой карточкой своего шефа, и продавщиц как будто подменили. Эмма была наряжена быстрее, чем одевалась перед выходом на службу.

Парикмахер, к которому они обратились, заявил, что может обслужить Эмму не раньше чем через три месяца, так как у него все расписано. Но, переговорив с Муарой, он тотчас отменил очередного клиента и занялся Эммой. Из салона она выходила еще робкой, но все же куда более уверенной походкой. Куда девался ее хвостик? И как гармонирует с ее новым обликом эта модная стрижка!

Дав согласие сопровождать Кеведо, Эмма пребывала в постоянном возбуждении. Она торжествовала и блаженствовала, как ребенок в канун Рождества. Горящие глаза и румянец делали ее неотразимой.

— Не опоздала, отлично! — пророкотал у нее за спиной приятный баритон, и она одарила Луиса ослепительной улыбкой, вполне отражавшей ее восторг.

Кеведо оценил ее новое обличье, и в глубине его глаз выразилось плохо скрываемое изумление, однако он не сказал по этому поводу ни слова. До того как им увидеться в фойе, она чувствовала себя сказочной принцессой. Почему же он молчит? Так ли обязательно напоминать ей теперь, что она была и осталась Золушкой? Когда он отвернулся, она еще больше приосанилась, изменила постав головы. Положим, ребячество, но Эмма опять почувствовала себя на высоте.

Даже одетый по-дорожному, в белой рубашке апаш и легких вельветовых брюках, Луис выглядел внушительно и одновременно элегантно. Носильщики сразу ринулись его обслуживать. Багаж исчез как по мановению волшебной палочки. Сам Картрайт проводил их до машины.

Сев в вызванный из таксопарка лимузин, который должен был доставить их в Хитроу, Луис сразу же открыл портфель и занялся какими-то документами. Он будто забыл про нее или делал вид, что мало озабочен ее присутствием.

— Все-таки как вы это оцениваете? — не выдержав, сама обратилась к нему Эмма.

— Оцениваю что? — спросил он, не поднимая головы от своих бумаг.

— Ну, работу парикмахера, наших кутюрье… Вкус вашей секретарши, наконец.

Загадочная улыбка заиграла у него на губах, он помедлил с ответом.

— Вы хороши сами по себе, guapa. Но спасибо им, что помогли вам стать еще и элегантной.

Он снова погрузился в свои записи, предоставив Эмме ломать голову, что было у него на первом плане — обидеть ее или сделать комплимент. Считай он ее дурнушкой, не назвал бы guapa. В Испании это обращение подобает действительно хорошеньким женщинам или девушкам. А впрочем, испанцы бывают тоже всякие. Знала она и таких, что льстят всем без разбору. Пожалуй, таких даже большинство. Да и что-то не заметила она, чтобы этот Луис с самого начала был ею очарован.

Уже на подъезде к Хитроу, он убрал бумаги и достал бархатную коробочку. Потом взял ее левую руку и надел на средний палец кольцо.

— Пусть все будет как положено.

Блеск бриллиантов и рубина ошеломил ее.

— Меня не арестуют в аэропорту по обвинению в ограблении?

Луис никак не отреагировал на ее реплику, только спросил, не падает ли кольцо с пальца. Оно, правда, было чуть велико, но все же не падало. Есть какой-то во всем этом гротеск, честное слово. Как если бы наладили производство футболок с надписью на груди (и на спине тоже, помельче): «Богатая сука». А Луис медовым голосом спросил, нравится ли оно ей.

— По-моему, оно ужасно. — Кеведо вскинул брови. — Обручальные кольца должны быть у всех примерно одинаковыми, они не должны нести информацию о чем-то еще.

— Это был не мой выбор, — буркнул Луис и отвернулся к окну.

Эмма заставила его обнаружить те чувства, которые он пытался скрыть. Боль? Значит, он не может оправиться от удара, который нанесла ему эта Аманда? В не лишенной романтичности душе Эммы шевельнулось раскаяние. Почему я все время хочу ему дерзить? А с другой стороны… Не сам ли он виноват в том, что Аманда возвратила кольцо?

— Скоро кольцо опять возвратится к вам, — холодно произнесла Эмма.

— Да. А от меня — к ювелиру.

Эта сардоническая улыбка! Есть в ней нечто жестокое. Наверно, он оттолкнул ее от себя, эту Аманду.

— Вы Аманда Фортески, — проговорил он в унисон ее мыслям. — Вам двадцать пять лет. Родители ваши в разводе, вы живете с матерью в Лондоне, в Челси.

— Как странно! Почти все совпадает. Кроме возраста: мне двадцать.

Он продолжал, пропустив ее слова мимо ушей:

— Ваш отец издает женский журнал, и вы в нем ведете рубрику красоты.