Бедная Амели - Дания Доброславская

Иду в туалет. Беру веник с совком и принимаюсь убираться.

Пашка ушел в гостиную.

Игорь сел за стол на кухне и наблюдал за мной.

Периодически поглядываю на него. Тяжело убираться, когда на тебя нацелен такой острый взгляд. Но он не злой, наоборот, какой-то обреченный.

Ко мне подбегает Вероника, на корточки присаживается и помогает собрать все в совок, — «Зайка, возьми ведро под раковиной.», — прошу ее, сама не хочу проходить мимо него

Малышка слушается. Ведерко достает и ставит около меня, после принимается выкидывать огромную, ароматную кучу.

Заканчиваем с уборкой. Никуша забирает у меня веник с совком. Убирает на место и убегает в гостиную.

Поднимаю взгляд на Игоря. Смотрю на ведро. Потом на раковину.

Он наблюдает за мной. Встает из-за стола. Берет ведро и уносит его на место.

Смотрю за его действиями, размышляя обо всем. Не понимаю его. Он приказал надругаться надо мной. Отвез на кладбище. Около меня убил Витю. Заставил копать яму. Уехал. Он сделал мне так больно…

Да, я тоже не права, но… не так же жестоко. Разве так можно с девушками? Да, можно было проучить меня. Просто напугать, чтобы я больше и мысли не допустила повторить подобное, но зачем убивать во мне личность? Зачем так унижать?

Оборачиваюсь. К гостиной подаюсь, но он перехватывает меня за талию. Крепко вжимается в затылок и томно дышит.

Слез не могу сдержать. Голову поднимаю к потолку, стараясь не выпустить ни одной слезинки при детях. Чувствую его и… почему-то… мне хорошо. Безумно боялась за него в этой перестрелке. За детей переживала и за него. Я слышала наставления Платону убрать Максима и Игоря. Первыми. Живыми выйти им было нельзя.

Кто это был, я не знаю, но они крепко держали Платона в узде. Каждый его шаг был проговорен. Они манипулировали им, напоминая о Нине. Несмотря на то, что упоминали меня, как его «телку». У такого подлеца тоже есть слабые точки…

— Пожалуйста, пойдем в комнату, — шепчет Гар

— Для чего? — шепчу в ответ

— Я хочу тебе все рассказать…

— Все и так понятно…

Чувствую, как он головой машет, — «Нет… Все абсолютно не так.»

Шмыгаю, убирая с подбородка слезу, — «Хорошо…»

Он отпускает меня и идет следом.

Поднимаемся, заходим в комнату и присаживаемся на кровать.

Игорь взял мою руку и поцеловал ее.

— Не называй меня Ами, — начинаю, когда ощущаю повисшую тишину, — «Я Катя. Все, что связано с Амели, это сплошное вранье и боль. Мне неприятно это имя…»

— Хорошо…

— Что ты хотел рассказать?

Он улыбнулся, еще раз поцеловал мою руку и начал вещать, — «Я прошу прощения за все, что с тобой произошло. И хочу сразу обозначить, все, что сделал Платон, это… частично не я. Я виноват, что опустил тебя в их глазах. Виноват, что дал им зеленый свет на такое отношение к тебе, но я не думал, что это все может закончится именно так. Указ был выбить твою память и не выкинуть на дороге, а оставить у больницы или на остановке.»

— Польщена за заботу…

— Нет… Я к тому, что это унижение…

Вновь перебиваю его, — «Хватит! Мне неприятно. Я поняла. Виноваты они…»

Игорь недовольно цокает, повысив тон, — «Нет! Виноват я! Только я!», — за лоб хватается, — «Я не уезжал оттуда. Я раздумывал над всем этим, и… я ошибся. Мне надо было не оставлять тебя одну. Я разозлился!»

— Понятно… Все?

— Нет, Ами…

Поворачиваюсь к нему, подняв бровь, — «Я же просила…»

— Прости, вырвалось. Катя… Я, блять, любил тебя и люблю, и все делал любя. Ну не мог я простить тебя. Тогда мне казалось, что весь мир рухнул. Все дерьмо, что происходило со мной, было сделано твоими руками. Я не мог иначе! Но я жалею обо всем, что сделал. Мне пиздец как стыдно перед тобой. Я хочу кожу себе разорвать, чтобы ты все забыла. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива! Это для меня сейчас на первом месте!

Прикрываю глаза. Слушать его становится тяжело. Все эти слова бьют в самую глубь сердца, — «Этот Платон был явно не в себе. Он даже укол нормально сделать не смог, хотя пытался.»

— Он был под веществами. Мы давно боролись с этим. У него это от брата. Тот посадил его, но Платон много не употреблял. Так… только когда мы не видели.

Киваю, — «Да… Тебя не было рядом.», — на Игоря поворачиваюсь, — «Мне было страшно, но я молчала.»

Этот руки облокачивает на колени, лицо ладонями хватает и что есть сил растирает голову. Бурчит что-то и вздыхает, зарывшись лицом в руки.

Зубы стискиваю. Боль сглатываю и смотрю на себя в зеркало. Так тяжело. Я тоже люблю его, но я переживаю за будущее. Откуда я знаю, может, он снова увидит в моих действиях предательство, взорвется и поступит также. Но теперь мне неохота улетать отсюда. В родном городе я очень мало зарабатываю. Уже коллекторы звонят и напоминают мне о долге. Я пропустила очень много платежей.

— Помоги мне выплатить кредит… — говорю, не оборачиваясь, — «Там шесть миллионов. С процентами, уже миллионов восемь-десять. Не знаю. Мне коллекторы звонят. Я не хочу бегать еще и от них…»

Он поднимает на меня взгляд, — «Хорошо. Завтра поедем и выплатим все. И номер коллекторов дай мне. Я поговорю с ними.»

— Зачем? Если мы все выплатим, они успокоятся.

— Надо. Неважно, выплатим или нет. Я должен знать в лицо тех, кто угрожал моей женщине!

Улыбаюсь, — «Моей женщине?»

— Я не отпущу тебя, Кать. Я люблю тебя. Я никуда не отпущу ни тебя, ни детей.

Меня прорывает. Лицо в мокрые ладошки опускаю и начинаю рыдать.

Уже дышать больно от моментально заложенного носа. Лоб ужасно болит, будто в нем сейчас что-то лопнет.

Игорь крепко обнимает меня, целует в темечко, качается в разные стороны, причитая, — «Все будет так, как ты хочешь. У тебя не будет ни долгов, ни обязательств перед кем-то. Никушу в самую лучшую школу устрою. Пашке работу дам. Я все для вас сделаю. Правда. Клянусь, все. Никогда не предам ни одного из вас. Вы моя семья. Ты, Валя, Ника и Пашка.»

Сильней в грудь ему вжимаюсь. Уже обнимаю, зарывшись в плечи, и все так же не могу успокоиться.

Наконец-то это закончилось. Наконец-то все будет хорошо. Наконец-то я перестану жить на два города, судорожно переживая за младших и пытаясь изо всех сил поднять их, вопреки себе. Вопреки своему