Пес Ее Высочества - Мария Камардина

— Убери руки от моей собаки, — ледяным тоном велела она.

Элли испуганно ойкнула, но послушалась. Пёсик широко зевнул, не открывая глаз, перевернулся на спину, потянулся…

Беттина вопреки всем приличиям изо всех сил закусила кулак. Глупые девицы не знали, что имеют дело с оборотнем, иначе вряд ли позволили бы себе вольности, а вот перед её глазами мгновенно встала картинка: те же позы, те же движения, но тело человеческое…

И никаких доспехов.

Вообще никакой одежды.

Да что он себе позволяет⁈

К удаче всех присутствующих, именно в этот момент карета остановилась. Пассажиров тряхнуло, Беттину откинуло на спинку сиденья, девицы заойкали, пёс встряхнулся и наконец-то проснулся. Поднял голову, нашёл её взглядом…

Перевернулся.

Сел.

Вильнул хвостом, склонил голову набок, тявкнул.

Он ещё спрашивает, в чём дело!

— Идите, — велела Беттина служанкам. — Передайте, что я не хочу обедать. Пусть принесут горячего чаю и чего-нибудь сладкого, я хочу побыть одна. А ты — сидеть!

Пёсик дёрнул ухом, но возражать не стал. Беттина едва дождалась, пока служанки, стараясь не привлекать к себе внимания, выскользнут из кареты, задёрнула шторки, заперла двери изнутри. А потом приказала:

— Превратись! Сейчас же!

* * *

Бьорн устал.

Эрик явился к спальне принцессы на рассвете и едва ли не пинками прогнал его спать, пообещав, что сегодня они выедут позже обычного. Бьорн вяло огрызнулся, но послушался — сегодня ему предстояло охранять принцессу в карете, чтобы никакой мелкий пакостник снова не пробрался мимо стражи. Собачий слух тоньше человеческого, идея была неплоха, и стоило хорошенько выспаться перед дорогой. Хелен даже предложила ему усыпляющего зелья, но сама же и передумала — тогда, на кладбище, усыпляющая магия всего-то заставила его сменить облик, а как подействует на оборотня зелье, ведьма сама точно не знала.

Увы, самостоятельно заснуть он не смог. Каждый шорох чудился шагами вампиров, великанов и ещё боги знают каких врагов. Всё казалось, что Эрик и его люди обязательно что-то упустят. Бьорн помнил слова жреца про гордыню, и честно пытался глушить тревожность молитвами, но нормально поспать так и не удалось.

Зато в карете его укачало быстро и качественно. Возможно, всё дело было в Беттине. Даже сквозь сон он ощущал её присутствие, слышал дыхание. Она была рядом — а значит, никакие злодеи её не уволокли.

Если кто и сунется — сильно пожалеет.

Но соваться никто не спешил, карета покачивалась, девушки сидели тихо…

Ему снилась принцесса.

Она снова стояла напротив, как тогда, ночью, но теперь на ней не было вечно сползающего одеяла, а тонкая ткань ночной сорочки не скрывала почти ничего — лишь подчёркивала и будила воображение.

Она совершенна.

Идеальна.

Божественна.

Её красота требовала поклонения — и он упал на колени, чтобы целовать её подол, целовать пальчики ног, и выше, и ещё выше, и она смеялась, и ерошила его волосы, и опустилась рядом, прямо в снег — пушистый, мягкий, совсем не холодный, — и обхватила его лицо ладонями, и приникла губами к губам, и прижалась всем телом, кожа к коже, такая горячая, нежная, желанная…

А потом его разбудили.

В печальной реальности принцесса была не менее прекрасна — но, увы, полностью одета.

И весьма сердита.

А что, собственно, случилось?..

— Я приказываю, — с угрозой проговорила Беттина. — Превращайся. И объяснись!

Бьорн дёрнул ухом и тявкнул. Да в чём дело-то? Чем он успел её обидеть? Тем, что спал?

А-а-а, она, наверное, решила, что он не должен спать, потому что её охраняет! Но ведь любого постороннего он способен засечь сквозь самый крепкий сон, именно поэтому Хелен выдала корзинку с подушкой — а он даже спорить не стал.

Он издал бодрое рычание и гавкнул погромче, активно виляя хвостом. Ей нечего бояться, вот совсем!

Беттина не впечатлилась.

— Ты ещё спорить будешь⁈ Ну ладно же!..

Она прижала ладони ко рту, прикрыла глаза…

А потом Бьорна тряхнуло и вышвырнуло в человеческий облик, едва не уронив с сиденья.

Он ошалело помотал головой, пытаясь сообразить, что случилось. Ну точно, она ведь знает то усыпляющее заклинание и нарочно заставила его превратиться!

Это было…

Бьорн едва не поперхнулся словами, которые никак не стоило произносить в присутствии принцессы — а она вздохнула, глубоко и неровно, и облизала губы. В другое время он бы, наверное, смутился, припомнив подробности сна, но сейчас злость за магию оказалась сильнее. Он дёрнул плечом, мрачно огляделся. Светлый бархат, которым были отделаны стены и сиденья, в полумраке казался тёмно-серым, платье принцессы — чёрным, и ни единой возможности соблюсти хотя бы видимость приличий — разве что шторку с окна сорвать, но вдруг кто заглянет?

Бьорн сдержал желание сплюнуть прямо на пол, выгреб из собачьей корзинки подушку и положил на колени. Сойдёт, главное, чтоб никто не влез.

— Говори! — велела Беттина.

— О чём?

От возмущения принцесса едва не задохнулась.

— Ты… Ты ведёшь себя неприлично!

Бьорн от изумления вытаращил глаза и едва не уронил подушку. Это он-то ведёт себя неприлично⁈ А как назвать тогда её поведение? Все эти взгляды, вздохи, тот клятый поцелуй — это не говоря о стремлении остаться наедине с голым мужчиной!

— Ты позволил Элли себя гладить! И ты её лизнул! А она ничего не знает, она… Она думала, ты собака! А ты ведёшь себя…

Бьорн выдохнул сквозь зубы. Сам он ничего такого не помнил. Хотя погодите-ка, если в реальности кто-то гладил пёсика, а ему в этот момент снилось… Он почувствовал, что краснеет — и разозлился ещё сильнее.

— Я. Был. Собакой, — с расстановкой произнёс он. — Я вёл себя, как собака. Я вообще спал!

— Собаки на посторонних рычат! А ты лизал ей пальцы!

— А что я должен был — руку ей откусить⁈

Здравый смысл подсказывал, что его голоса из кареты слышно быть не должно, но ужасно хотелось от души рявкнуть. Он, значит, от великана её спасает, от вампиров спасает, ночами не спит — а она!..

Принцесса отвела взгляд первой. Покусала губы, глянула на занавешенное окно.

— Элли тебе нравится? — спросила она неожиданно.

Бьорн фыркнул.

— Нет. — Беттина приоткрыла рот, и он, не дожидаясь вопроса, добавил: — И Долли не нравится тоже. Совсем. Вообще.

Она вздохнула — ему показалось, что с облегчением. И что, всё дело было в этом? В глупой девчоночьей ревности? Ну знаете ли…

Он