Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

мне интерес, а я отвечаю взаимностью, это может стать серьезным препятствием для нашего расследования. И я больше не смогу служить вам проводником на светские мероприятия.

– Мудрое решение, – замечает он.

– Почему вы решили поддержать мою сумасбродную ставку?

– Питаю слабость к отстающим. Кроме того, я не мог упустить такой замечательной возможности позлить брата.

– Так все дело в этом? В жажде покрасоваться? – поддразниваю его я.

– И я доверяю вашей интуиции. До сих пор ваши ощущения вас не обманывали: уверенность, с которой вы хотели сделать ставку на Принца Леопольда, меня убедила. С чего вы решили, что победит именно он?

– Назовем это предвидением. – Или страницей четыреста шестнадцатой из альманаха дерби.

Лошади скачут, подгоняемые наездниками и аплодисментами толпы. Вокруг все болельщики поддерживают Нектара, который вырывается вперед, обгоняя других конкурентов, включая Принца Леопольда. И значительно.

Проклятье.

А что, если альманах ошибся?

Что, если в документах была ошибка или опечатка?

– Давай, давай, Леопольд, – шепчу я сквозь зубы. Нектар, однако, уверенно увеличивает дистанцию. – Шевели подковами!

– Кажется, вы уже не так уверены в своем предчувствии, – замечает Ридлан.

Я ворчу про себя, не нахожу себе места, нервно и раздраженно переминаясь с ноги на ногу.

– Ну же, Леопольд! – подпрыгиваю я. Кладу указательный и большой пальцы в рот и свищу вслед, как на стадионе.

Все зрители тут же поворачиваются ко мне.

Ридлан быстро сует пальцы в рот и громко свистит, как будто и в первый раз это был он.

– Прошу прощения, – извиняется он. – Скачки вызвали у меня большее волнение, чем я ожидал.

– Ей-богу! – восклицает дядя Элджернон. – Где ваша сдержанность!

Быть может, из-за усталости Нектара, а может, наездник Принца Леопольда подгоняет его сильнее, но на финишной прямой обе лошади идут почти ноздря в ноздрю.

Давай, давай, давай!

Мой энтузиазм растет, как и тревога сторонников Нектара.

В нескольких метрах от финиша Принц Леопольд вырывается вперед на полкорпуса и пересекает финишную черту, на несколько секунд обогнав Нектара, под недовольный гул всей трибуны и мои восторженные прыжки.

– Так вы во мне сомневались? – говорю я, повернувшись к Ридлану и скрестив руки на груди.

– Я – нет, а вот вы в себе – да.

– Мои поздравления, леди Ребекка, – говорит Веллингтон. – Вы преподали урок всем этим щеголям. Будь они в моем полку, я бы отправил их чистить ружья языком за то, как они говорили про полковника Петерсона. Пулю в голову он получил, защищая их. – Потом он поворачивается к группе недовольных: – А вам, господа, ваши расписки уже не нужны, можете выбросить. Беннет, леди Ребекка ожидает свой выигрыш, не будете ли вы столь любезны собрать ставки джентльменов?

Но не успеваю я забрать деньги, как все на трибуне начинают кланяться, женщины простираются в реверансах, и повсюду слышится хор: «Ваше высочество».

Ваше высочество?

Я не сразу понимаю, что человек, идущий ко мне, и есть принц-регент собственной персоной.

Слово «принц» обычно наводит на мысли о молодом человеке, но передо мной обрюзгший пятидесятилетний мужчина, напоминающий дядю Элджернона, хотя надо признать, что мы, англичане, называли принцем человека, который взошел на трон в семьдесят четыре года, так что чему тут удивляться. И пусть я изучаю египтологию и прекрасно умею считать, все равно в недоумении. Особенно учитывая количество любовниц принца-регента.

– Это вы та юная леди, которая перебила ставки всех почетных гостей на этой трибуне? – спрашивает он.

– Судя по всему, так и есть, ваше высочество! – подтверждаю я, склоняясь в глубоком реверансе.

– Любопытно, – замечает он, подходя ближе. – И сколько же вы выиграли?

– Каждый, кто делал ставки, должен мне по двадцать гиней, – отвечаю я. – Но я могу простить их долг.

– Никогда! – громогласно возражает принц. – Долг в любой игре – это долг чести. Уилкокс. – Принц подает знак своему камердинеру, который тут же оказывается рядом. – Передай мои двадцать гиней леди Ребекке Шеридан.

– В этом нет необходимости, ваше высочество. И к тому же деньги для ставки предоставил мне сэр Ридлан Нокс, – объясняю я, указывая на него. – Он стал моим поручителем.

– Сэр Нокс, – обращается к нему его высочество. – Как я вижу, идти против течения – ваша привычка.

– Если мне предстоит ошибиться, то я отвечу своей головой, – откликается Нокс.

– Скажите, точности ради, сколько же раз вы ошибались? – продолжает принц.

– Пока ни разу, – саркастично замечает Нокс.

– Отлично. – Принц переводит взгляд с Ридлана на меня: – Леди Ребекка, надеюсь увидеть вас на дерби в Аскоте: с большим удовольствием побеседую о лошадях с кем-то, кто в них действительно разбирается, – заявляет он, вызвав дружные ахи и охи в толпе. – Очевидно, что многим джентльменам следовало бы поучиться у вас, а не наоборот.

Когда принц уходит, я так и стою, хлопая глазами и не веря своим ушам.

– Я бы сказал, что ваша честь не пострадала, даже больше, – замечает Ридлан.

Но момент славы портит подошедшая Аузония:

– Знаешь, Ребекка, тебе очень везет – даже слишком везет. Но у тебя не может всегда все получаться: однажды ты оступишься, и твое падение будет столь звучным, что его услышат во всем Мэйфере, – ядовито цедит она, по-прежнему держа руку у груди и гладя новую брошь.

– Твоя жизнь так пуста, что, не сомневаюсь, ты только этого и ждешь, – успеваю ответить я, пока она еще не отошла к родителям и Максиму Дювилю, стоящим в другой части трибуны.

– А это еще кто? – спрашивает Ридлан.

– Змея, не нашедшая своего счастья, – объясняю я, глядя, как Аузония обвивает удушающими кольцами Максима. – Знаете, а я завтра, скорее всего, навещу семью Эмили.

– Думаете, это хорошая идея?

– По моему мнению, им нужно знать то, что узнали мы. Только они могут попросить вновь открыть дело, а с учетом того, что нам сказал Крауч, думаю, они захотят узнать больше.

– Я пойду с вами, – предлагает он.

– В качестве кого? – останавливаю его я. – Не можем же мы явиться вместе.

– Майор Фрэзер служил в армии, так?

– Судя по его званию, да.

– В таком случае я разберусь. Не беспокойтесь. Когда вы к ним отправитесь?

– В три. Единственное возможное время навестить семью, с которой нет тесных связей.

– Эта игра может стать слишком опасной, – предупреждает меня Ридлан.

– Не станет, если вы играете в моей команде.

Пятница, 31 мая, 1816 год

24

Когда я приезжаю к дому Фрэзеров на Ганновер-сквер, то с удивлением отмечаю, что никаких следов траура на доме больше нет.

Не только муж Эмили, но даже ее собственная семья решила как можно