Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— А он умеет говорить, — прошептал Лайл.

— Понятно, — сказала Оливия. — Умственно отсталые крестьяне. Что еще?

Альер махнул тесаком вначале в сторону печи, потом — на гигантский очаг, рядом с которым даже он выглядел карликом, и дальше — на каменную мойку, сковородки и кухонные принадлежности, громоздившиеся на старинном трехногом столе.

— Ожидать, что я, Альер, буду готовить в таком месте?.. Это же пытка! — взревел он, однако уже не так уверенно, как за минуту до этого. — Бесчеловечно помещать мастера своего дела в эту… эту пещеру. Я этого не перенесу!

Оливия медленно и неторопливо осмотрелась по сторонам. Кухня занимала весь первый этаж северного крыла замка. Даже учитывая толщину стен и размеры очага, оставалось довольно много места. Одно из трех больших окон было переделано под печь. Однако даже в дождливые дни здесь было светлее, чем во многих других кухнях, которые видел Лайл. В некоторых богатых английских домах кухни располагались глубоко под землей.

— Мне кажется, она производит впечатление, — пробормотал Лайл.

Никто не обратил на него внимания.

— Это не пытка, — заявила Оливия Альеру. — С пытками придется подождать, пока темницу не оборудуют должным образом. Здесь у нас сложные условия. Великий шеф-повар может готовить где угодно. Вы помните задачу, которую князь Талейран поставил перед великим главным поваром Каремом? Целый год трапез, где ни одно блюдо не повторяется и используются только ингредиенты по сезону, выращенные в поместье. Но если вы не можете справиться с таким заданием, ничего не поделаешь. Бесполезно желать, чтобы у вас появилось мастерство более высокого класса, чем то, которым вы обладаете. Если вы не способны…

— Не способен?!

— Не забывай, пожалуйста, что у этого человека в руке огромный тесак с чертовски острым лезвием, — пробормотал Лайл.

— Если вы решили отказаться, месье Альер, — продолжала Оливия, — тогда хватит об этом болтать, так и поступайте. Кто-нибудь из деревенских женщин может заняться кухней, пока я пошлю в Лондон за настоящим поваром. За итальянцем, на сей раз. Мне говорили, они не пасуют перед трудностями.

Выпустив свой залп, Оливия повернулась и с невозмутимым видом выплыла из кухни.

Лайл не сдвинулся с места. Он стоял и с немым изумлением смотрел на происходящее. Он видел, как Альер с раскрытым ртом и с побагровевшим лицом смотрел Оливии вслед.

Лайл приготовился к худшему. Но главный повар медленно опустил руку с тесаком.

Лайл вышел в коридор. Ему в спину не полетели ножи, но тишина в кухне воцарилась зловещая.

Потом он услышал голос Альера, с раздражением рассуждающего о проклятых итальянцах и их несъедобных соусах, и звон кастрюль.

Лайл прошел половину пути до двери, где его ждала Оливия. И тут в мозгу у него возникла сцена, такая яркая, как вспышка света: Альер, машущий своим тесаком, Оливия, ростом вполовину меньше повара, в платье с необъятными рукавами и широченными юбками, с закрученными в шелковистые спирали кудрями. Оливия, вздернув подбородок, хладнокровно ставит на место разъяренного повара. И это выражение на лице Альера. И выражение ее лица.

О боги! О боги! Оливия…

Услышав этот звук, Оливия резко остановилась. Вначале она подумала, что кого-то душат. Альер. Неужели он бросился в коридор? И напал на Лайла? Сердце ее пустилось вскачь, и она поспешно развернулась.

В полумраке перед ней стоял Лайл, прислонившись спиной к стене, и, согнувшись, держался за живот… Он смеялся. Оливия шагнула к нему.

— Не здесь, идиот! — проговорила она, понизив голос. — Он услышит!

Альер все еще разговаривал сам с собой, гремя кастрюлями и сковородками, но они стояли всего в нескольких футах от кухни.

Лайл взглянул на нее, сжал губы, но у него вырвался всхлип.

Оливия схватила его под руку и потянула к двери. Он пошел за ней, но через несколько шагов снова привалился к стене, зажимая ладонью рот.

— Лайл, — позвала Оливия.

— Ты… — только и проговорил он, зайдясь в очередном приступе смеха.

— Лайл, — повторила она, — ты себе что-нибудь повредишь.

— Ты… — сказал он и опять разразился хохотом.

Оливия могла только стоять, глядя, на него, и удивляться. Когда она приехала, он был таким усталым и мужественным, а сейчас…

Лайл вынул платок и вытер глаза.

— Прости, — сказал он.

— Ты переутомился.

— Да, — подтвердил Лайл. — Возможно.

Он отлепился от стены и снова забился в конвульсиях, не в силах прекратить смех.

Оливия стояла как загипнотизированная и беспомощно улыбалась, в то время как внутри у нее все переворачивалось, как золотые пылинки, которые танцевали вокруг него. Она будто без конца падала куда-то, потому что Лайл смеялся, и в его смехе звучали озорство и радость, и было невозможно не впустить его в свое сердце.

Затем Лайл остановился, снова вытер глаза и сказал:

— Прости… Я не знаю, что… Оливия, ты совершенно удивительная.

Он взял ее за руку. Чтобы повести к двери, подумала она.

Но она оказалась у стены, в углу у двери, и руки Лайла обхватили ее лицо, и она ощутила вкус его смеха, когда его губы коснулись ее губ.