Нежный тиран - Вайолет Уинспир

Наконец, вечер настал. За сценой было шумно, царило всеобщее возбуждение и напряжение, служители двигали декорации, мелькали взволнованные балерины.

Ряды и ложи по другую сторону сцены постепенно заполняла нарядная публика. Билетеры красовались в расшитых золотом ливреях и париках, повсюду слышался шелест шелков, мерцали драгоценности, казалось, в воздухе парит неосязаемое предчувствие волшебства, которое всегда дарит балет тем, кто любит искусство.

Все знали, что вместо Лидии Андреи роль Жизели будет исполнять неизвестная юная балерина, и к обычному оживлению перед закрытым занавесом добавлялось еще и нескрываемое чувство любопытства. «Это англичанка, и очень молоденькая…», «…она еще никогда не исполняла главных партий…», «…первое выступление перед публикой…» «…ее выбрали, потому что она похожа на Травиллу ди Корте…»

— Да, но никто не обладает таким неземным очарованием, — возражали те, кто помнил Травиллу.

Лаури в гримерной каждым своим нервом чувствовала, что каждый из них должен был думать и говорить. Бледная как полотно, она подводила темно-золотистые глаза, от чего они стали необыкновенно большими. Голые электрические лампочки вокруг зеркала высвечивали каждую черточку ее лица и длинную, тонкую шею. Сегодня этой шее предстоит встретить меч славы… или резкий нож осуждения.

Она боялась и была совершенно одна, так как Максим отвел ей маленькую гримерную в самом конце коридора, вдали от суматохи остальных. «Тебе необходимо успокоиться перед выходом, — объяснил он. — Другие уже привыкли к премьерам, и для них это как бокал вина. Ты — другое дело».

Он не стал развивать эту тему, но Лаури поняла, что он имел в виду. Он не сомневался во всех остальных вплоть до последнего пируэта… но когда на сцену «Феникса» выйдет она — все пойдет по воле богов: или она будет танцевать прекрасно, или их ждет провал.

Она прикоснулась к изящным листочкам и цветам венка, который был на Травилле, когда та в последний раз танцевала Жизель, и вздрогнула, увидев в зеркале отражение еще не приготовленного костюма для второго действия, в который ей помогут облачиться… платье призрака, который легко мог бы появиться сегодня в этом театре!

В этот момент в дверь постучали.

— Войдите! — откликнулась Лаури.

Дверь распахнулась, и вместе с ворвавшимся в комнату хороводом красок и запахов вошел улыбающийся служитель с большой корзиной фиалок и букетом из мирты, миниатюрных лилий и полудюжины бутонов золотых роз.

— Как мило! — Лаури подбежала понюхать и прикоснуться к ним и прочитала прикрепленные карточки. Корзина с цветами была от всего кордебалета, желавшего ей удачи в этот решающий для Лаури вечер.

Сверкающие слезы брызнули из ее глаз, размазав подпись на другой карточке.

«Лилии — невинности, золотые бутоны — юности и мирта — символ любви, во имя которой мы будем танцевать сегодня вечером для всех».

Сердце Лаури дрогнуло. Карточка была не подписана, но она догадалась, что отправитель букета и записки — Микаэль Лонца.

Микаэль, в котором слилось все пламя и дух танца. И для которого любовь была лишь экстазом тела.

Лаури притронулась к веточкам мирты, и от ее аромата в памяти всплыл залитый Солнцем остров; она снова слышала шепот моря и эхо в пещере, где Максим говорил о любимой им женщине. Нигде больше, кроме этого языческого, культового места, не мог он говорить о любви, не имевшей ни начала, ни конца, небывалой и неземной.

Она нашла вазу и, расставляя цветы, услышала, как настраивает инструменты оркестр. Звучали голоса, быстрые шаги возле сцены, и она поняла, что готовятся к поднятию занавеса.

Ее сердце бешено заколотилось. До ее выхода меньше получаса! Она уложила темные волосы, приготовив их под венок из листьев и цветов, и убедилась, что ленты на ее новых пуантах пришиты правильно. Эти пуанты сидели на ногах, как вторая кожа, и Лаури почти обулась, когда торопливо вошла костюмерша, чтобы помочь ей одеться. Костюм пришлось слегка подогнать, он был идеально вычищен и выглажен, цвета вышивки на лифе и пышные оборки на пачке восстановлены, а шнуркам на маленьком переднике возвращен первоначальный идеальный цвет слоновой кости.

Наконец придирчивая костюмерша удовлетворенно отступила назад, любуясь англичанкой. Она восхищенно всплеснула руками, а светящиеся теплом глаза в последний раз очень внимательно осмотрели девушку. Лаури с трудом уловила смысл ее слов, заключавшийся в том, что «английская балерина выглядит очаровательно, но очень бледна. Все ли с ней в порядке? Нигде ли не жмет или слишком свободно?».