Больше чем блондинка - Кэтлин Флинн-Хью

Все окна нового салона «Жан-Люк» на последних этажах небоскреба «Эн-Эн» выходили на Манхэттен. Где бы вы ни находились: у раковин, маникюрных столов, даже в уборной, – абсолютно с любой точки открывался потрясающей красоты вид. Именно на это и рассчитывало новое руководство: клиенты должны трепетать от восторга. У самого входа посетителей встречал мраморный, поразительной красоты фонтан, привезенный с юга Франции. Самые суеверные бросали монетки на счастье, которые тут же вылавливал бдительный администратор.

В нашем здании ремонт был почти завершен, через несколько месяцев можно открываться, но мы держали все в строжайшем секрете. Об этом договорились сразу: никто не должен ничего знать. Подписав с Паолой договор аренды, Массимо и Патрик повесили на окно будущего салона большое объявление о скором открытии кондитерской. Вот как мы боялись огласки!

Боялись не без основания: Жан-Люк наверняка что-то подозревал. Еще бы, он так здорово нас провел, а мы и не думаем унывать. Впрочем, у маэстро и без нас забот хватало. Посетителей-то заметно убавилось! Дело в том, что он с администрацией «Эн-Эн» допустил серьезный промах: сделал ставку на любовь наших клиентов ко всему французскому. Французский фонтан, туалетные столики, посуда, в которой подавали кофе с молоком. Но живем-то мы не в Париже, а в Нью-Йорке, и людям нравится чувствовать себя ньюйоркцами, а не парижанами.

Интерьер, безусловно, изысканный, но красоте принесены слишком большие жертвы. В результате получилась какая-то пародия на парикмахерскую! Например, раковины: их почему-то сделали круглыми. Как Жан-Люк не подумал, что наши посетители будут все мокрые?! Кому понравится испорченный макияж? Больше всех доставалось бедным ассистенткам: разгневанные дамы каждый день доводили их до слез. А пол? Зачем покрывать его плиткой? Представляете, сколько каблуков было сломано, сколько нервов испорчено?

Но хуже всего – лифты. Салон располагался на трех этажах, так что со стрижки на окраску посетительницам приходилось ехать на лифте. Кому это понравится? Да никому! В салон идут за теплом, уютом, внимательным обращением, чтобы тебя холили и лелеяли, как тонкую фарфоровую вазу. А кататься на лифте с полотенцем на голове у всех на виду? Брр! Не то, совсем не то!

Как бы то ни было, приходилось отрабатывать смену и мчаться на Мотт-стрит, где полным ходом шла реконструкция. Каким будет наш салон? Не похожим на новый «Жан-Люк»! Толстые кирпичные стены, камины, паркетные полы… Этакая классика на современный лад. Без претензий на шик, но элегантно и при этом уютно и современно.

– Вы понимаете, что я не смогу вложиться в салон наравне с вами? – спросила я Патрика и Массимо после первой же встречи с мистером Кей. – Разве это правильно? Вы рискуете своими сбережениями, а я…

Парни переглянулись.

– Да мы в общем-то в курсе, – сказал Патрик.

– То есть вы уже все обсудили?

Оба кивнули.

– Так в чем же суть партнерства? Что вкладываю я? – Хотелось говорить сдержанно и по-деловому, но голос предательски дрожал.

– Свой талант, – просто ответил Массимо. – Для нас он дороже миллиона.

– Слушай, хватит, а?

– Он прав, Джорджия, – вмешался Патрик. – Ты лучший колорист в городе.

– Прекратите!

– Будешь больше всех зарабатывать, а значит, и больше прибыли приносить, – пояснил Массимо. – Видишь, все просто!

На деле жизнь – штука сложная, и те, кто утверждает обратное, прекрасно это понимают. Я вроде бы убедила себя в том, что от Жан-Люка нужно уходить. Нет-нет, я по-прежнему очень старалась, ежедневно обслуживая человек по двадцать, а то и больше, но мысленно была уже на Мотт-стрит. Если с новым салоном все получится, мы с Массимо съедемся… Итак, я замерла в ожидании и жила уже не сегодняшним днем, а завтрашним.

По мнению мистера Кей, основной вопрос в том, удастся ли перетянуть клиентов. Я задавала его себе каждый день, глядя на очередную устроившуюся в кресле даму. Куда она пойдет: в «Жан-Люк», который в пяти минутах ходьбы от дома, или к нам, в неизвестный район с итальянским названием? Трудно сказать… Массимо с Патриком я, конечно, не брошу, но, если подумать, риск колоссальный.

– Ненавижу это место! – призналась светловолосая редакторша одного из глянцевых журналов. – Не салон, а музей, все какое-то искусственное…

– Ну, может, с отделкой перестарались, – невинно предположила я. Так, эта наверняка наша. Не побоится приехать в Нолиту! Журналистки и редакторши всегда на два шага впереди остальных и охотно экспериментируют. К ее гардеробу стоит присмотреться повнимательнее: черная водолазка с рукавами три четверти, а к ней… неужели брюки-карго?

– У меня в старших классах такие были, – проговорила я, оборачивая широкую прядь фольгой.

– Брюки-карго возвращаются, – хитро улыбнулась редакторша. – Дольче и Габбана покажут их в ближайшей коллекции.

Следующей ко мне записана женщина постарше, недавно вышедшая замуж за какого-то политика. Кожа у нее плотная, как бывает у тех, кто начал заниматься собой уже в зрелом возрасте. Ну, лучше поздно, чем никогда. Микрошлифовка, массаж и коллаген творят чудеса. Молодость, увы, не вернешь, но ухоженной женщина может и должна быть в любом возрасте.

– Здорово! – воскликнула дама, макая круассан в кофе. – Мне так здесь нравится! Маленькая Франция в Нью-Йорке!

Я кивнула, аккуратно прокрашивая отросшие корни. Эта в Нолиту не поедет, даже надеяться не стоит! Она, наверное, лет десять за пределы Пятьдесят седьмой улицы не выезжала!

Внезапно кто-то потрепал меня по плечу. Это новый ассистент Жан-Люка, весьма талантливый парень откуда-то из Юго-Восточной Азии. В руках у него записка на фирменном бланке компании «Эн-Эн».

«В шесть часов собрание в актовом зале». Собрание? Это еще зачем? Собрания в «Жан-Люке» никогда ни к чему хорошему не приводят. Я вопросительно посмотрела на помощника, но тот только плечами пожал.