Вуаль судьбы - Джинафер Дж. Хоффман

прикосновением, прежде чем мои плечи опускаются под теплом его ладоней. Я закрываю глаза, не в силах выдержать его напряженный взгляд. Мое сердце колотится сильнее, и во мне нарастает предвкушение.

— Сделай это, — говорю я.

Он скользит руками с моих плеч к обнаженной коже шеи.

Мои глаза распахиваются, и я быстро отступаю назад, когда его руки образуют удушающий захват.

— Что за черт?

— Извини, — он прочищает горло. — Это было непреднамеренно. Мне нужен контакт кожа к коже, и чем глубже скрыта нить, тем ближе я должен быть.

Я протягиваю к нему руки.

— Тогда ты можешь взять меня за руки, как делал с Феррисом. Он кивает и осторожно берет их.

— А если мне нужно больше? Если мне нужно будет продвинуться дальше?

— Прекрасно. Что угодно. У тебя есть мое разрешение делать то, что тебе нужно, если это даст мне то, что я хочу.

Я сжимаю его руки.

— Просто сделай это, пока я не струсила.

Он тяжело сглатывает и тянет меня, притягивая ближе к себе.

— Закрой глаза и постарайся не двигаться. Расслабь свои мышцы настолько, насколько сможешь. Чем больше ты желаешь, тем легче мне проникнуть под твою плоть.

Мое лицо искажается.

— Фу.

Он морщит нос.

— Я знаю, но лучшего способа сказать это нет.

— Хорошо.

Я фыркаю и закрываю глаза.

В его голосе слышится намек на улыбку, когда носки его ботинок соприкасаются с моими.

— Хорошо.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Всё начинается со вспышек света и тьмы — бессвязных искр моей жизни, мелькающих за веками.

Сначала мама готовит мой любимый суп из чечевицы и поет старый гимн: «Посмотри, какувядаютрозы, посмотри, какондержитрукоятьножа…»

Затем я, маленькая, в объятиях моего брата, когда мы находим созвездия на небе. Его детский смех тихий, но бесконечно счастливый. Такой невинный и прекрасный.

«Посмотри, как ранят эти шипы, посмотри, как она, должно быть, падает в обморок…»

На моей коже пальцы Кристена движутся вверх по моим рукам, его грудь прижимается к моей. Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь к нему.

В затылке у меня черная дыра. Пустота, бесконечность. Она зияет, неустанно наблюдающая, но безмолвная, если не считать гимна мамы: «Посмотри, как мы тонем в золоте, посмотри, какрассказываютнаши истории…»

Я вижу себя стоящей на коленях на нашем заднем дворе.

Грязь облепляет мои колени, руки, лицо. Я хихикаю, когда мой брат танцует передо мной, широко раскинув маленькие ручки и подставив лицо солнцу. Его длинная грива светлых волос струитсяпоспине, собраннаявконскийхвост. Онвсегдаотказывалсястричь их.

Я всхлипываю, уткнувшись в грудь Кристен.

Его рука обхватывает меня сзади за шею, когда он сильнее прижимает меня к себе.

«Посмотри, как умирают члены Королевской семьи, посмотри, как, должно быть, лгут наши малышки…»

И дыра насмехается надо мной и Кристеном. Оно становится шире, хочет поглотить нас в своих глубинах и никогда не отпускать. Еще один шаг в мой разум, и мы станем пленниками. Мы будем падать, и падать, и падать и…

Я хватаю ртом воздух, мои глаза распахиваются от ужаса.

Лоб Кристена прижимается к моему. Его грудь вздымается в такт биению моего сердца. Его глаза несколько раз моргают, отрываясь от моих мыслей.

Рациональная часть моего мозга подсказывает мне оторваться от него, но я слишком занята, упиваясь его ароматом, впиваясь ногтями в его спину. Как будто между нами натянутая веревка, и если я отодвинусь, хотя бы на дюйм, она порвется. Это не спасательный круг и не петля. Это что-то среднее, и это жадность.

Кристен, должно быть, тоже это чувствует. Его дыхание прерывистое, когда губы касаются моего лба.

— Я могу попробовать еще раз, — бормочет он.

— То место, — шепчу я, — та черная дыра. Что это было?

Он сжимает в кулаке мои волосы, мышцы на его бицепсе вздуваются, как будто он сдерживает себя. Я не знаю, оттого ли это, что он отдаляется — его сознание кричит на него, как и мое, — или от желания придвинуться ближе.

— Возможно, это место, откуда было украдено важное воспоминание, — бормочет он. — Это также могло быть подавленным воспоминанием.

Он крепче сжимает мои волосы и заставляет меня посмотреть ему в глаза.

Его глаза переливаются темными, чувственными красками, зрачки расширены. Он глубоко вдыхает, словно пытаясь отстраниться от чего- то, но я провожу пальцем по его позвоночнику, и его желание обжигает меня, переползая через невидимую связь между нами.

— Что это? — спрашиваю я, чувствуя, как жар разливается внутри меня.

Рациональные мысли покидают меня, когда он наклоняется, его глаза сосредоточены на моих губах.

— Кристен?

— Ммм? — его глаза закрываются, когда его нос соприкасается с моим.

— Что происходит? — спросил я. Дрожь пробегает по его телу.

— Я не… я не могу… — он стискивает зубы и заставляет себя отвести от меня взгляд. — Зора, оттолкни меня.

— Что? — задыхаясь, спрашиваю я, когда он сильнее прижимается ко мне.

— Если ты не оттолкнешь меня, я собираюсь… трахни меня, — он вздрагивает, когда я впиваюсь пальцами ему в спину.

Давление нарастает у меня в груди, в голове. Мне нужна разрядка, и по какой-то причине единственное, что имеет смысл, — это глубже вцепиться в его кожу, разорвать его на гребаные клочки, почувствовать, кто он такой.

Я задыхаюсь?

Я пытаюсь прояснить зрение, но Кристен расплывается передо мной. Он больше не мужчина. Он… он… Суть.

Я хватаю его сзади за шею и притягиваю его губы к своим. Недостаточно. Я провожу языком между его губ, и его язык встречается с моим с такой же ужасной потребностью. Наши зубы клацают друг о друга, когда мы просовываем наши языки глубже, почти так, как будто нам хотелось бы забраться под кожу друг друга, стать единым существом внутри и снаружи.

Я стону ему в рот, и он запускает руки мне под рубашку. Он сжимает мою талию и толкает меня назад, пока я не врезаюсь в дерево, прежде чем он прижимается ко мне.

Я отрываю свой рот от его и злобно прокусываю путь вниз по его челюсти, шее, заявляя на него права снова и снова своими зубами.

Он поддается мне, постанывая при каждом касании моих зубов.

Ты моя, — тихий голосок эхом отдается в моей голове, — чтобы убивать.

Я протягиваю руку вниз и обхватываю выпуклость его штанов, затем агрессивно дергаю за нее.

Его пресс напрягается, и он ударяет предплечьем мне в шею с низким угрожающим рычанием.

Это выбивает меня из того гребаного ступора, в котором я нахожусь, и мои глаза широко распахиваются, когда я немедленно отпускаю его чертовы яйца.

— Черт.

Взгляд Кристена совершенно черный, все