Волчья ягода - Екатерина Началова

— Гляди-ка, олень! — он заразительно расхохотался, не обращая внимания на то, что олень при звуках его голоса, мгновенно унесся прочь. — Да какой крупный! Надо же, какое хорошее место!

Глава 27. Страшный сон

Той же ночью мне приснился мой страшный сон. «Мой» — потому что он у меня один и тот же, с самого детства. В нем я каждый раз утопаю одна в темноте, она окружает меня, душит, хочет задушить, сожрать, я кричу, но из горла раздается только жалкий писк, мне не хватает воздуха. Ноги и руки отнялись, я не могу сбежать, не могу ничего. Кошмар и в эту ночь был таким страшным, что встрепенувшись в холодном поту, я не смогла лежать одна, вскочила и сама шмыгнула в кровать Таора.

Он обнял меня с сонным урчанием. Не просыпаясь, машинально потянул вверх ночную рубашку, но тут же настороженно остановился, приподнял голову.

— Трясешься... Замерзла? — голос был хриплым.

— Сон... Страшный...

Все еще задыхаясь, я забилась под мужскую руку, пытаясь как-нибудь так в нем раствориться, чтобы темнота меня не догнала, не заметила.

— Ф-ф-р-р... — ворчливо произнес Таор, явно не впечатляясь моими страхами, но назад не отправил. Перевалил через себя, устроил у стенки, еще и прижал тяжелым бедром для надежности.

— С этой ночи будешь спать со мной. Всегда. Поняла? — грозно пробормотал в ухо.

— Поняла... — я не заметила, как заулыбалась. Больше Таор ничего не сказал — уснул моментально.

После кошмаров я всегда успокаивалась очень долго, и уже приготовилась к этому, но через несколько минут порывшись в себе страха не обнаружила. Это было настолько удивительным, что я несколько минут лежала ничего не понимая. Где паника? Где мое получасовая трясучка? Где слезы и приступы удушья? Таор надо мной ровно дышал, было темно и должно было быть страшно еще очень долго. Я подождала, но страх где-то потерялся. Удовлетворившись мыслью, что страшные сны слабее злого Волка, благодарно приникла носом к коже Таора и мирно уснула.

Проснулась на рассвете с одной мыслью: «Поняла!»

Утренние птицы наполняли дом пением, когда я, выбравшись из-за Таора, пошлепала босыми ногами к двери. Неспешно поднявшийся Волк застал меня в процессе яростной шинковки корней эускариота на мелкие кусочки.

— Злой селянке срочно понадобилось кромсать корни... Намек? Я сделал что-то не так? — Таор подошёл ко мне сзади, и его руки проскользили по поясу, поглаживая живот.

— Ты все сделал так! Это я все сделала неправильно! — возбуждённо заговорила, продолжая шинковать твердые малиновые корнеплоды. — Я делала отвар, а надо было не его! Отвар слабее, действует медленнее и дольше. А великородным нужна настойка. Она гораздо сильнее и действует быстрее. И как я сразу не догадалась?! Отвар и настойка... Детская же задачка! Настойка действует сильно и быстро. Отвар — слабее и медленнее, он идеально для температуры подходит, а у вас не та проблема, понимаешь? Вам надо по носу с силой бить!

Махнув кулаком в воздухе, я изобразила удар. Внимательно слушающий Таор только хмыкнул в затылок. Высыпав нашинкованные корни в кувшин, я залила их холодной водой.

— Лучше бы их, конечно, настаивать на спирту дней двадцать, но по-быстрому можно и на воде. Смотри — теперь они постоят несколько часов, потом процежу и залью их же горячей водой ненадолго. Оба настоя смешаю, добавлю ягоду — быстрый настой готов!

Сияя, я повернулась к Таору, в порыве воодушевления широко махнув рукой с ножом. Молниеносно отпрянув, Волк со знанием дела перехватил мое запястье.

— А ну отдай, — разоружив меня, он прислушался. — Настойка — это хорошо. Дрей говорит, улучшений нет.

Деревянная рукоять глухо брякнула об стол. Таор отодвинул нож подальше, твердо припирая меня бедрами к краю стола. Он стоял вплотную полностью обнаженным.

— Пусть приходит... к обеду, — полепетала, теряясь в янтаре глаз. Оттуда на меня смотрела... я. Завороженно разглядывая собственное отражение в прозрачной лаве ярких волчьих глаз, я вспомнила, что утонула вчера. И не выбралась.

Кивнув, Таор с места не двинулся, наоборот, прижал меня собой еще плотнее и приник к основанию шеи, молча втягивая носом воздух. Волк вел себя непривычно, никуда не тащил, не тянул, не подхватывал. Стоял смирно и как будто... ластился?

Стараясь не спугнуть, я осторожно погладила тяжи мощных мышц на мужских предпречьях малиновыми от эускариота пальцами. Может ли быть так, что двум метрам непоколебимости злого Волка иногда требуется ласка?

— Как ты слышишь Дрея, если все говорят? — прошептала ему в ключицу, чувствуя запах хвои и мускуса.

— У нас принято подавать голос коротко, только по делу. А так... Мы слушаем тех, на кого настраиваемся, кто нам важен, — низко проговорил в ухо. — На остальных не обращаем внимания. Я не интересуюсь, что говорит какая-то бабка или мальчишка с соседней улицы... Я говорил, что у меня кружит голову от твоего запаха?

Мужские пальцы зарылись в растрепанных с ночи волосах.

— Нет... — потрясенно произнесла, чувствуя как теплый воздух от его дыхания скользит по коже. Таор точно никогда не озвучивал ничего подобного.

— Говорю.

— Значит, держись крепче.

Меня стиснули так, что сделать новый глоток воздуха стало проблематично.

— Не так крепко! — пискнула.

— Чего ты испугалась ночью? — он чуть ослабил хватку.

— Плохого сна... — подумав о нем, я даже сейчас сжалась.

— Что в нем было?

Мы так и стояли, обнявшись.

— Я... Одна в темноте...

— Что страшного в темноте? — услышала новый пытливый вопрос.

— Одиночество, — без промедления выпалила я, не успев затормозить с ответом и тут же пожалела вырвавшегося слова. Одиночество — не то, в чем хочется признаваться даже самой себе, а уж тем более кому-то другому; чувство, которое всегда казалось мне постыдным знаком отверженности, собственной ненужности, невостребованности.

— Хм, — молвил Таор. Больше задавать вопросов не стал. Я чуть не спросила, помнит ли он о том, что сказал ночью про «спать со мной всегда». Рассудив, решила, что это слишком незначительно. Мало ли что можно обронить спросонья?

Этим утром мы даже не препирались. В лес сходили мирно, учтя ошибки предыдушего дня. Новая стратегия заключалась в том, что я шла в указанном направлении, по пути собирая попадающиеся мне корни, травы, цветы, а Таор исчезал, успевая обежать и осмотреть назначенные за ним границы. Он двигался гораздо быстрее моего, легко мог меня нагнать, услышать или найти по запаху. В итоге поход не затянулся вдвое, я не устала, Таор — не обозлился. Еще и Бояра с собой взяли — волчонок оставался со мной, когда его прыткий хозяин удалялся.

Когда вернулись, занялась изготовлением настоя, попутно в подробностях объясняя Таору что, да как. Он оказался внимательным слушателем, и я вслух опрометчиво отметила, что он мог бы стать хорошей травницей. «Ага, щас!» — ответил злой Волк, тут же приметивший, что некоторые селянки совсем обнаглели. На полпути к кровати нас прервал Дрей.

Настроение тут же испортилось. В потухших глазах высшего Волка уже не светилась и толика надежды, на все вопросы он отвечал односложно, даже настой выпил, не поморщившись. Думаю, если бы я налила в кружку чистого яда, Дрей был бы только рад, что его мучения, наконец, закончатся. По его короткому диалогу с Таором я поняла, что болезнь разрастается: заболевших и потерявших нюх становится все больше. Беспокойство из-за хвори прибавилось к нарастающему внутри меня напряжению, которое я старалась игнорировать. Напряжение состояло из двух слов: «Последний день».

Последний... Какое ужасное, беспросветное слово. От него так и веет безнадежностью, горечью соленых слез и сырой болотной тоской. А если я — не хочу?

Я не могла не думать, что завтра предстояло уходить. Одна эта мысль отравляла день, как кусочек гнильцы, упавший в чистую воду. Но Таор об этом не заговаривал. Я кусала губы и молчала тоже, стараясь находиться около него как можно больше, пытаясь впрок запастись прикосновениями. Про себя решила: если он так ничего и не скажет, спрошу его утром. Я даже знала, с чего начну.

«Ты бы хотел... еще один день?» — вот так.

А время больше не шло — оно летело. Кажется, я только успела моргнуть, как солнце, едва встав, начало клониться к западу.

«Ты бы хотел ещё?» — гадая, я смотрела на Таора, пока он с аппетитом жевал тушеное мясо.

Что самое