Соль и волшебный кристалл - Эбби-Линн Норр

едва разбирала слова. – Я часто видел, как бабушка в ней пишет. Невероятно, что она сохранилась до сих пор. Но Новаки всегда хорошо хранили документацию, а это особенно важное свидетельство эпохи. – Эмун глянул на меня. – Ты его читала? Ты понимаешь по-польски?

Я улыбнулась.

– Нет. Мартиниуш заказал для меня перевод на английский той части, которая касалась событий перед кораблекрушением, потому что я очень хотела узнать, что тогда случилось. Он подарил мне перевод, когда мы с мамой в прошлый раз уезжали из Польши.

– Наверное, он был выдающимся человеком.

– В вашей семье, похоже, изрядно выдающихся мужчин, – негромко произнесла я.

– Возможно. – Эмун испустил долгий печальный вздох. – Хотел бы я с ним познакомиться.

– Он был бы очень этому рад, – ответила я. – Но продолжайте рассказ, пожалуйста, а то я умру от любопытства.

Эмун положил дневник на диван рядом с собой и продолжил:

– Эти события моего детства, сумасшествие отца, шторм и кораблекрушение, они сами по себе были достаточно травмирующими, а к тому же я не понимал, что происходит и почему так. Когда я достаточно повзрослел, чтобы рационально все осмыслить, меня больше всего стало беспокоить поведение отца. Почему ему было настолько важно передать маме подарок, что он взял его с собой в море в страшный шторм? Ведь если человек пропал и есть основания предполагать, что он утонул или застрял где-то из-за бури, надо прежде всего доставить его в безопасное место, а не везти ему ювелирное украшение. И только когда я встретил атланта в том баре в бостонской гавани, все встало на свои места. Он много странного мне наговорил своим заплетающимся языком – что Атлантида существовала, но ее следы можно увидеть только со спутника, если смотреть в глаз Африки [4], и что ее территория тянется до самых Азорских островов. Но самая полезная часть его бессвязной истории – пересказ легенды о тритоне, который влюбился в сирену. Поскольку сирены подвержены воздействию соленой воды и отданы на милость сменяющихся циклов соленой воды и суши, тритон сделал своей возлюбленной подарок.

– Подвеску с аквамарином?

Эмун кивнул.

– Вернее, в легенде не говорится, подвеска это или нет, но аквамарин с сильным магическим действием вне зависимости от оправы там фигурировал. Магия освобождала сирену от воздействия циклов, позволяя ей сколь угодно долго оставаться с тритоном, а не стремиться на сушу для обзаведения потомством.

– Значит, проклятие сирены – это цикличность ее существования?

– Да.

– И вы поверили пьяному незнакомцу?

Эмун пожал плечами.

– Почему бы нет? Отец-то верил. Я не сомневаюсь, он заплатил огромные деньги за найденный камень. Хотел бы я узнать, где добывают такие камни. И отдал бы за эту информацию кучу денег.

– Я нашла расписку. Человека, который продал камень вашему отцу, звали Райнер Файгель. И точно, Матеуш Новак отсчитал за камень несообразную его стоимости сумму.

– А эта расписка у тебя? Хочу на нее посмотреть.

Я встала и взяла листок со стола Мартиниуша, на который бросила его перед погоней. Эмун, бережно приняв у меня расписку, пробежался по ней глазами и задержал взгляд на нижней строчке.

– Сколько же десятилетий я не видел эту подпись, – сказал он тихо, и во взгляде его была печаль. – Как странно сейчас ее видеть. Да, отец очень много выложил за этот маленький камешек. – Эмун покачал головой. – Думаю, он и больше бы отдал. Мог бы отдать все до гроша.

– А вы не думаете, что тот пьяница-атлант стащил камень у вашей матери? Уж больно странное совпадение.

Эмун нахмурился.

– Вряд ли. Украшение, которое он мне показал, не слишком похоже на то, что заказывал отец. Так что, скорее всего, и сирена другая.

– Ну, теперь хотя бы ясно, почему кто-то, вломившийся в музей, стащил только подвеску, а другие артефакты не тронул. Знал, что камень непростой и обладает силой.

– Да.

Но почему подвеску украла именно сестра Антони, я понять никак не могла.

– Так это вы все перевернули вверх дном в останках «Сибеллен», пока искали подвеску?

Эмун криво усмехнулся.

– А, ты видела мою визитную карточку?

– Мы с мамой как-то раз туда сплавали и заметили, что на корабле кто-то явно недавно что-то искал.

– Да, это я. – У него сделалось виноватое лицо. – И еще должен извиниться за то, что вломился в дом. Я прочитал старую статью, опубликованную вскоре после того, как находки с «Сибеллен» подняли, и там говорилось, что артефакты хранятся в старом особняке Новаков. Я и решил, что они все еще тут. Только позже сообразил, что их отвезли в музей.

– И тогда вы отправились в музей поспрашивать, но подвеску к тому времени уже украли.

– Смутил музейщиков и вызвал у них подозрения. Не знаю, хорош ли слух у тебя, но я улавливаю разговоры, конечно, не предназначенные для моих ушей, за две-три двери. Когда я услышал, как кто-то звонит в полицию, то сразу же оттуда сбежал.

Я кивнула.

– Со мной связался куратор выставки, описал вас как человека, который приходил с вопросами. Поэтому я и погналась за вами, когда увидела, как вы крутитесь у калитки.

– А что насчет тебя? Если ты не Новак, что ты тут делаешь?

Я рассказала Эмуну, что моя мать специалистка по подъему грузов с затонувших судов, что она входила в команду, работавшую на «Сибеллен».

– Мартиниуш увидел в прессе фотографию моей мамы и решил, что она Сибеллен. Заманил ее сюда, отдав контракт компании, на которую мама работала, – «Синие жилеты».

– Понятно. – Эмун просканировал взглядом мое лицо. – Если ты похожа на мать, тогда между ней и моей матерью определенно есть сходство. Ты очень похожа на Сибеллен, вот почему я был так потрясен, когда впервые тебя увидел.

– Мама думает, что, скорее всего, у нас есть общие предки, но точную степень родства не установить. Русалки за такими вещами плохо следят.

Эмун покачал головой.

– Да, это уж точно. Но тогда мы с тобой вполне можем оказаться родней.

Я кивнула.

– Не исключено.

Глупо отрицать очевидное, глядя в ярко-голубые глаза Эмуна, на его бледную кожу и иссиня-черные волосы, на черты его лица. Было бы удивительно, если бы мы оказались чужими друг другу.

– А что случилось с пьяницей-атлантом после того, как он рассказал вам эту историю? Вы попытались отнять у него камень?

– Мне это приходило в голову, признаюсь, но нет. Чем больше я проявлял интерес к его байкам, тем больше, думаю, он подозревал, что совершил ошибку, заговорив об атлантах и русалках так, будто они правда существуют. Есть повод меня опасаться или нет, он