Неженка - Аня Леонтьева

Матвей натянул улыбку, и прошел сквозь толпу. Сказал пару слов, и отдал микрофон Волчанскому, который соловьём распевался, в его честь. Матвей скользнул взглядом по толпе, и запнулся, увидев знакомую фигурку. Люба стояла почти в тени. Разговаривала с кем-то из персонала, по лицу было видно, что давала наставления. На ней была приталенная белая блузка, и облегающие брюки, черные туфли, на высоком каблуке. Она была неброская, простая, но такая элегантная. Не купалась в лучах софитов, хотя Матвей знал, что всё это мероприятие, её заслуга. Нет, она скромно пряталась за кулисами, отказавшись от главной роли, и всё из-за него.

Он спустился и направился к ней, стараясь не терять её из вида. А она не стояла на месте. То официанта поймает, поправит тому галстук, то подойдёт к стойке, расставит книги. Матвей ловил каждое её движение, каждый взмах руки, трепет ресниц. Он как одержимый видел только её. Видел и понимал, что теперь не сможет остановиться. А надо. Надо пройти мимо, не бередить свежие раны.

Ни ей, ни себе.

Но как, это сделать, если он уже улавливает её аромат. Сладкий, манящий. Он уже чувствует на ладонях тепло её кожи. В его душе всё встрепенулась ей навстречу. И это был не низменный отклик тела. Он словно долго шел по пустыне, и наконец, нашёл оазис. Спасительную воду. К которой не притронуться. Не напиться. Возле которой, он и умрёт.

Люба замечает движение и поворачивается к нему. В зелёных глазах, рождаются и гаснут искорки радости. Отросшие темные, вьющиеся пряди обрамляют лицо. Она тут же закусывает губу, от досады.

— Не ожидала, смотрю, — ворчит Матвей, — могу уйти.

— Привет, — Люба слабо улыбается в ответ, убирая с лица волосы, — вообще-то ожидала…

— И надеялась избежать, — досказывает за неё Матвей.

— Что? — нахмурилась она. — Нет. Перестань договаривать за меня!

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Матвей, ловко смахивая с подноса пробегающего официанта, бокал с виски.

— Всё в порядке, спасибо! — она даже улыбается ему. Вымучено и не смело.

— Ладно, Люба, — сдаётся Матвей, — не буду тебя мучить, можешь просто уйти, — говорит через боль, но смотреть, как она заставляет себя вести с ним диалог, ещё гаже. Матвей отворачивается, утверждаясь в мысли, что всё же напьётся, так хреново ему, от этой встречи. От сознания того, что она остыла, и не осталось даже маленькой искорки, которую можно было раздуть.

Её маленькая ладонь ложиться на его локоть, и он смотрит сперва, на неё, как на аномалию, не веря, что всё это действительно происходит. Потом он медленно разворачивается, озадаченно уставившись на Любу.

— Решила сменить гнев на милость? — горько усмехается он, и она тут же одёргивает руку.

— Матвей, — говорит таким тоном, словно с ребёнком нерадивым разговаривает, — перестань, прошу!

— Перестал, — отзывается он, и отворачивается, смотреть не может больше на неё.

Она обходит, и встаёт перед ним.

— Я сейчас очень занята, но если бы ты меня, подождал… После, мы могли бы поговорить? — спрашивает она, нервно заламывая руки.

— Поговорить? — насмешливо переспросил он. — О чем ещё мы можем поговорить? Обсудить ещё раз, какой я козёл, посмел запятнать твою честь?

Матвей бесился всё больше, и сам не понимал, от чего.

Может потому что она в отличие от него живёт дальше? Может от того что она смелее его, стремится быть выше обид, и спокойно разговаривает? А может всё вместе. А он не мог. Увидел её, и руки зазудели, так захотелось дотронуться, погладить нежный стан, прижать к себе, смять в объятиях.

— Прекрасно выглядишь, Неженка! — пропустил он мимо ушей её лепет. — Ты тут одна? Или есть более достойный?

Он оглянулся, рассматривая вокруг людей.

— Я одна, — ответила Люба.

Блядь, и это было такое облегчение.

— Нам надо поговорить, — опять настаивает она.

— Говорим вроде, — глухо сказал он, стараясь подавить свои эмоции.

— Не здесь, и не сейчас — напряглась Люба, — подождёшь меня? — она робко взглянула на него.

Да он, готов ради неё в лепёшку расшибиться, не то, что подождать.

— И пожалуйста, не пей, — наставляет на последок, и уходит.

И Матвей не пьёт, и ждёт, пока кончится эта бесконечная вечеринка. Ходит мимо гостей, ведёт какую-то беседу, а в голове только мысли о ней, и о том разговоре, что ему обещан.

О чем, интересно?

Расставить все точки над «и». Да и так, вроде понятно всё, чего уже мусолить. Он козел, она ангел во плоти. Он предал, она не простила. Разошлись, живём дальше. Ну, вернее, кто как, а вот Матвей пытается хотя бы час не думать о ней. Не всегда получается. Да и зажгла она в нём опасную надежду, на воссоединение. И понимал он, что зря это, да только пустила уже ростки она в его истерзанное сердце, и теперь только утверждала там позиции.

Он сидел в дальнем углу, наблюдая, как народ покидает зал.

Люба отдавала короткие распоряжения, на её лице отчётливо читалась усталость. Потом к ней подошёл Волчанский, пожал руку, поулыбался, и похлопал по плечу. Ну, ещё бы такую работу провернуть, а лавры другой заберет.

— Я не понимаю Неженка, как ты стала руководителем отдела, с таким отсутствием честолюбия, — разворчался Матвей, когда она подошла к нему, наконец, освободившись.

— Не начинай, и так тошно, — раздражённо проговорила она, и устало опустилась рядом, вытянула ноги, скинув туфли.

Зал потихоньку пустел. Мелькали только официанты, и работники клиниговой службы. Они, молча, сидели, наблюдая за ними.

— Ну, давай скажи, что в этом я тоже виноват, — скучающим тоном продолжил Матвей, — из-за меня ты отказалась от этого проекта…

Она повернулась к нему, и он замолк.

В её глазах было столько боли, что дальнейший сарказм просто застрял у него в глотке.

Да он виноват! Виноват, сука! Но как, же он хотел, всё исправить, чтобы не было больше этой тоски и печали в её взгляде. Матвей и сам не понял, как это произошло, просто хотел её утешить, но вдруг осознал, что крепко обнимает её, и целует. Пробует, как в первый раз её на вкус, со всей страстью и пылом, что так долго копился внутри. Сжимал, тонкие плечи, и тянул на себя, словно осушить хотел до самого дна.

И она поддавалась, отвечала, зарывшись пальчиками в его волосы, и прижавшись к нему, тихо постанывала ему прямо в губы.

— Прости, прости, Люба, — опомнился он, понимая, что натиск, спугнёт её. — Я порото так соскучился по