Самодовольный наглец (ЛП) - Джанин Инфанте Боско

комнаты, одетая в штаны для йоги и футболку, ее волосы собраны в пучок на макушке. Очень большой пучок, от которого член в шортах подпрыгивает. Такое ощущение, что у нее на макушке целый улей.

— Ма, это Антониа. Антониа, это моя мама, Кармелла.

— Очень приятно познакомиться с вами, миссис Пирелли, — произносит Антониа, застенчиво улыбаясь.

О, я понимаю.

Нужно ведь прикинуться невинной.

И взгляд такой… типа «ваш сын не пожирал мою киску свои ртом».

Мило.

Мама глазеет на Антонию еще минуту, прежде чем снова смотрит на меня.

— У тебя в квартире девушка.

— Ты точно не подрабатываешь детективом? — слегка удивленно спрашиваю я.

— Я уж начала задаваться вопросом, не гей ли ты.

Мой рот непроизвольно открывается от шока.

Она реально это сказала?

— Чего?

— Тебе почти тридцать! У меня уже должно было быть трое внуков! — она снова глядит на Антонию. — Так приятно познакомиться с тобой, милая. — затем улыбка сползает с ее лица, и мама снова выпучивает глаза. — Отец Мерфи сказал, что ты подрался из-за девушки. Это и есть причина, по которой ты сломал Святую Розалию?

— Прекрасная история, которую можно будет рассказать внукам, да? — парирую я, игнорируя красные щеки Антонии и смертоносный взгляд, который она бросает в мою сторону.

— Ты беременна?

— Что? Нет!

— Возможно, — задумчиво произношу я, вспоминая наше пребывание в душе.

— Черт возьми, я не беременна! Я принимаю таблетки, — визжит Антониа.

Хм-м.

Ее признание должно было принести облегчение, и все же я испытываю легкое разочарование. Похоже, я официально сошел с ума. Мой взгляд мечется между двумя женщинами моей жизни.

— Ты религиозна, дорогая?

— Не очень.

— Тогда ты не понимаешь, какой смертный грех совершил мой сын.

— При всем моем уважении, это был несчастный случай, — защищает Антониа.

— Этой статуе несколько десятилетий. Вечная традиция превратилась в кучу мусора!

— О, хватит, она и так была отвратительной! — возражаю я. — Мне снились кошмары об этой штуке с тех пор, как я был ребенком.

— Сегодня ночью тебе будут сниться кошмары, после того как я тебя отшлепаю! — угрожает мама, распахивая окно. — Здесь надо проветрить.

— В этом тоже я виновата, — с несчастным видом признает Антониа. — Я пыталась приготовить завтрак.

Мама поворачивает голову.

— Ты не умеешь готовить?

— Нет, — отвечает девушка, причмокивая губами. — Я не идеальный кандидат для вашего сына.

— У тебя есть матка, милая, так что все в порядке.

* * *

— Мне очень нравится твоя мама, — говорит Антониа, забираясь ко мне в постель.

После того, как дым выветрился, мама принялась готовить нам настоящий завтрак. Эти двое подружились за яичницей с беконом, а я сидел, стараясь не придавать этому слишком большого значения. Антониа не только понравилась Тигу и Делии, но и поладила с моей матерью, которая, на минуточку, предложила отслеживать ее месячные, чтобы определить, в какие дни она наиболее фертильна.

Как только со стола было убрано и мы обменялись номерами, моя мама объявила, что покидает нас, чтобы пойти в церковь. Но перед отъездом заставила меня выписать ей чек на замену статуи и предложила подарить Антонии обручальное кольцо моей бабушки. К обеду я был на шестьсот долларов беднее, возбужден и на грани женитьбы.

Антониа решила, что нам следует немного прогуляться, поэтому мы отправились в супермаркет, где я купил продукты для ужина. Когда мы вернулись в квартиру, я включил игру «Янки» и открыл пиво. Удивился, узнав, что Антониа тоже любит бейсбол.

Ей несколько раз звонили во время игры. Я предположил, что это был ее отец или кто-то из клуба, но она ответила, что звонила ее мать. После чего замолчала, и я поинтересовался, что случилось. Она объяснила, что ее мать полная противоположность моей матери, и призналась, что обижена на нее за то, что та ушла от Танка. Антониа также рассказала, что ее мама — один из лучших адвокатов по уголовным делам в Нью-Йорке, чьим клиентом номер один был ее бывший муж.

Это сбило меня с толку, но я ничего не ответил.

Мы вместе готовили ужин — ну, я готовил. После фиаско с завтраком я доверил Антонии сделать салат. Нельзя же поджечь дом, нарезая огурец.

А сейчас ужин давно прошел, и я чертовски устал. Все, чего я жажду — это спать, а Антониа хочет поговорить о моей матери… снова.

Я люблю свою маму, но нет, спасибо.

— Иди сюда, — шепчу я, широко раскрывая объятия. Девушка прижимается ко мне и наклоняется над тумбочкой, чтобы выключить лампу. — Сладких снов, — бормочу я, целуя ее в макушку.

— Марко?

— Хм-м?

— Ты серьезно имел в виду то, что сказал вчера?

Ей придется быть более конкретной. Я наговорил много дерьма за последние двадцать четыре часа. У меня тоже бывают безумные мысли.

— Насчет того, чтобы поехать со мной в клуб. — уточняет она. Мои глаза распахиваются, когда Антониа поднимает голову с моей груди. — Чтобы забрать вещи.

— Да, серьезно, я бы хотел поговорить с твоим отцом и дать ему понять, что работа в полиции — это всего лишь маленькая часть того, кем я являюсь.

— Даже не думай, — говорит она. — Глупая идея. Находясь сегодня рядом с твоей мамой, я вспомнила о нем и о том, как бы я хотела, чтобы он не был таким упрямым… — ее голос затихает, и девушка опускает взгляд на свои руки, которыми теребит край футболки. — Я счастлива, — шепчет она. — Эти последние два дня были лучшими днями, которые у меня были за… ну, долгое время. Но отстойно быть счастливым и не иметь возможности поделиться этим с человеком, которого любишь больше всего на свете. — она смотрит на меня. — В последнее время мы много ссорились, и я полагаю, отчасти по моей вине. Я не самый простой человек, с которым можно поладить — тебе следует знать об этом, прежде чем мы продолжим наши отношения. Когда мне что-то приходит в голову, я сразу действую. Меня не переубедишь. И нельзя говорить мне, что я не могу что-то сделать, потому что этого слова просто не существует в моем лексиконе. Я буду работать в десять раз усерднее, чтобы доказать обратное.

— Антониа…

— А он этого не понимает… мой папа.

Он дурак, чертов дурак. Если бы у меня была дочь, я бы никогда не стал подрезать ей крылья. Я буду не соглашаться со всем, чего она захочет или сделает, но думаю, родитель может лишь предложить свое видение проблемы. В конце концов, детей придется отпустить. Дети будут совершать ошибки. Это часть путешествия. Но родитель никогда не должен отговаривать своего ребенка