Ангельские перья - Полевка

Его растили дальние родственники на деньги благотворительных обществ, а когда он подрос, его зачислили в закрытый пансион для особ дворянской крови. Ведь он, все же, был герцогом и наплевать, что его трусы и носки были подарены благотворительными фондами, а кроме формы у него не было смены одежды, все равно он был членом весьма закрытой касты аристократов и, следовательно, должен был получить достойное образование. Не буду грузить вас лишней информацией, как он жил и работал, как нашел себе пару и в итоге получил четверых рыжих как апельсин сыновей-альф и молочно-белого сыночка-омеженьку, хрупкого и воздушного, как статуэтка из фамильного фарфора.

Амбиции моего папА превышали возможности моего деда, и юный омежка грезил о богатом и родовитом муже, которого он осчастливит собой. Когда ему исполнилось шестнадцать, мой дед поднапрягся и, приодев кукленка, отправил на бал дебютантов, дабы осуществить его мечту. Но юный маркиз Аберкорн, если вначале и вызвал ажиотаж своей голубой кровью, то при полном отсутствии приданого и полезных связей оказался совершенно никому не интересен. Кроме одного альфы, который хоть и был дворянином, но из шотландского рода, а кроме этого, только закончившим военную академию и нищим, как церковная мышь.

Мой второй дед, не будем всуе поминать его имени, отказался от своего единственного отпрыска, и увидев, кого он выбрал себе в пару, еще больше рассердился и сделал вид, что его это не касается. В ответ его имя было запрещено упоминать в нашем доме, самое большее, что я слышал, это шипение папеньки в его адрес. Мои родители всегда жили на оклад моего отца в казенном жилище, которое становилось лучше вслед за продвижением его по службе.

Я – старший сын своих родителей, и как ни фыркали друг на друга мой дед и мой папА, у меня был шанс получить наследный титул, как старшему ребенку прямого наследника, и, кроме этого, являясь старшим сыном своего папА, я имею право именоваться лордом Анджеем. Именно этот титул и стал камнем преткновения в моей судьбе. Я закончил среднее образование в пятнадцать, поступил по гранту для одаренных детей в химико-технологический институт и, как говорят преподаватели, подавал большие надежды. Поэтому, когда мне исполнилось семнадцать, я был на втором курсе института и горел учебой. Но родители заявили, что выбрали мне жениха и я должен познакомиться с будущим мужем.

Мой папенька – достаточно суровый тиран, и поэтому контролировал каждый мой шаг и знал наизусть мое расписание, сверяя его с наручными часами на собственном запястье. У меня были только институт и дом, я не имел права задерживаться на семинары, и ни в коем случае не заходить в кафе, хотя у меня все равно карманных денег было только на дорогу. Папенька объяснял такой жесткий контроль тем, что я был единственным малолеткой в институте, и он переживал за мою нравственность среди распущенной молодежи. Но поскольку я был единственным малолеткой в группе и на потоке, то я был единственным омегой, который был совершенным невидимкой для всех альф.

А поскольку папенька одевал меня по собственному вкусу и разумению, то я всегда отличался внешним видом от всех студентов. У меня никогда не было яркой или модной одежды, только строгие костюмы пастельных тонов всевозможных оттенков розового цвета. Поэтому появление у меня в жизни «настоящего альфы» было для меня из разряда чудес. О нашей помолвке объявили в газетах еще до нашего знакомства, но меня в тот момент это не испугало. Я был уверен, что родители мне плохого не выберут.

Жениха звали Оливер Алистер. Он был из богатой семьи торговцев, и его отец горел мыслью получить хоть какой-нибудь титул, чтобы украшать гербом деловые бумаги и иметь доступ в закрытое общество аристократов. Балы, званые вечера, закрытые клубы, именно там крутились люди, которые заправляли многим и куда рвался старший Алистер. Родство со мной дало им возможность добавить Мак к своей фамилии и говорить о родстве с герцогом. Оливер к тому времени был уже достаточно известным модельером, но про таких в обществе аристократов говорят: «хороший парень, НО…» Приставка Мак делала его почти своим и открывала перед ним двери на благотворительные балы и вечеринки. Раньше вход туда можно было получить, только сделав внушительный взнос в благотворительное общество устроителей бала, там, я не знаю, на организацию приюта для бездомных животных или для поддержки сирот с седьмого уровня.

Оливер очень красиво за мной ухаживал – цветы, конфеты, милые безделушки, билеты на концерт или выставку картин по воскресеньям. Он встречал меня из института и подвозил до дома, передавая на руки довольного папочки. Все было очень чинно и благородно, как говорится, «комар носа не подточит». Год помолвки пролетел незаметно, и кроме того, выяснилось, что мы с ним истинная пара, и моему счастью не было предела. У Оливера отец был альфой, а мама бетой, и поэтому у него запах был достаточно слабый, но мне тогда это очень нравилось. Я считал это милым. Никакого агрессивного запаха, все очень деликатно.

Когда мы сыграли свадьбу, я был на третьем курсе института и как раз получил грант на проведение научной работы. Я тогда от счастья, казалось, не ходил, а летал над землей. Свадьбу, как водится, приурочили к течке, «дабы жених (то есть я) не очень стеснялся и не боялся прощаться с невинностью». Мое счастье закончилось именно в тот день, вернее, в ту ночь. У моего мужа на меня не встало. Да, это достаточно нетипично, чтобы у альфы не стояло на течного омегу, который вдобавок ко всему является самым идеальным партнером по всем маркерам.

При суровом воспитании моего папА, я был лишен даже элементарной информации, что может пойти не так. Школьные занятия в расчет брать не стоит, там объясняли скорее анатомию, а мой папА о подобном даже шепотом, на ушко и в темной комнате не стал бы рассказывать. Он всегда был излишне манерен и чванлив. Настолько, что яйца называет «куриный фрукт», а член между ног «это». Поэтому я не понимал, что происходит. Почему муж пыхтит, кряхтит и злится. А когда я спросил его, что происходит, то получил очень жесткую взбучку. Он бил меня до тех пор, пока боль не погасила возбуждение от течки. А поскольку мы были с ним истинными, то он прекрасно все чувствовал, и поэтому моих слов было ему недостаточно.

Когда он опомнился, было