Замуж за незнакомца - Теона Рэй

этажи. Они не просто все оплетают – паучки строят настоящие лабиринты из паутины. Поэтому, собственно, я предпочитаю не выпускать их надолго, чтобы мне не пришлось жить в окружении серых, легко рвущихся полотен.

– Нужно потерпеть, – сказал я виновато. – Альфреду достаточно будет нескольких встреч с пауками, и он сбежит, будь уверена. Как-то раз один из тарантулов – не моих, вражеских – проник в наш шатер. Ликвидировал я его быстро, но Альфреду хватило одного взгляда на него, чтобы поседеть на треть головы. Я не преувеличиваю! От страха Альфред и правда поседел. Красит волосы он теперь, что ли, не знаю…

Атали нервно схватилась за косу, лежащую на плече. Волосы цвета темного шоколада тоже рисковали побелеть. Но чем скорее она познакомится с моими питомцами, тем легче ей будет переносить каждую встречу с ними.

– Может, я вернусь в лавку? – жалобно попросила она. – Пожалуйста, Рио! Я устроюсь на кухне или прямо в торговом зале, уж как-нибудь переночую. А там, глядишь, и плотник наконец-то придет. Почему его до сих пор нет? Надо жалобу написать!

Плотник! Я едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Собирался пригласить кого-нибудь и убедить за пару золотых солгать Атали, что, хоть крыша и подлежит восстановлению, требуется время. Конечно, все с ней в порядке: дом совсем свежий, никакой затяжной ливень не смог бы ей навредить.

Мне просто хотелось, чтобы в моем доме снова жила женщина. С ними всегда как-то комфортнее… Когда мисс Торвик отсюда переехала, я долго не понимал, что не так – в комнатах стало холоднее, свет ламп перестал быть таким теплым, в воздухе больше не пахло свежей выпечкой, хоть я и сам часто готовил. Ушла мисс Торвик, а вместе с ней и уют. Когда в доме появилась Атали, ощущение покоя вернулось. От нее пахло земляничным мылом, ее голос наполнял пустые помещения, звук ее шагов разносился по коридорам и делал это место не таким безжизненным.

Признаваться Атали в наложении чар на крышу ее дома, я не стал.

– Напишу в контору еще раз, – сказал я, желая закончить разговор про плотника и опередить Атали: если она сама отправится выяснять, когда прибудет работник, то узнает, что никакой заявки не было.

Спустя несколько минут мы стояли перед дверьми, ведущими в логово пауков. Я терпеливо ждал, когда Атали переживет бурю эмоций от испуга до смирения и принятия, прислушивался к звукам, доносящимся из комнат, что находились за дверью. Перегородки между ними снесли еще в прошлом году, сделав из нескольких спален одно просторное помещение. Потом снесли часть потолка и объединили два этажа. Наверное, было бы логичнее оборудовать жилище для тарантулов в темном сыром подвале, но мне не хотелось: когда я об этом думал, казалось, будто я их предаю.

– Ой, не могу, не могу, не могу! – громко шептала Атали, покусывая кончики пальцев. Она то плакала и ладонями вытирала слезы, то ее глаза расширялись и в них застывал страх. – Ладно, у меня получится. Получится! Получится, ведь правда? Рио?

От желания схватить ее и сжать в успокаивающих объятиях я воздержался, но поймал себя на мысли, что мне неприятно видеть эту девушку в таком состоянии. Не в том смысле, что я жаждал оставить ее одну и уйти туда, где никто не ревет, а… Даже не знаю. Никогда раньше не испытывал стремления защитить кого-то от переживаний. Не от реальной опасности, а от душевных терзаний.

– Ты молчишь! – воскликнула она. – Это потому, что ты не знаешь, сожрут ли меня, да?

– Тебя не сожрут, – с уверенностью заявил я и повернул ключ в замочной скважине.

Атали схватила мою руку, стиснула пальцами до ощутимой боли. Мы переступили через порог, покидая светлый коридор и оказываясь в сумраке. В жилище пауков искусственного света не было – только дневной, проникающий через узкие окна под потолком. Его хватало, чтобы видеть очертания затянутых белесо-серой паутиной предметов.

Туннелей стало больше. Время от времени я снимал лохмотья паутины со стен и мебели, но каждый раз они возникали на тех же самых местах все быстрее. Я мог бы не убирать паутину и однажды даже забросил это дело, но тогда Мошка сама принялась рвать ее и таскать к выходу.

Бледная, как привидение, Атали жалась к моей спине. Она выглядывала из-за меня с осторожностью, готовая в любой момент выскочить в коридор. Я не стал запирать дверь: мы не пойдем дальше, Атали хватит и короткого знакомства с кем-нибудь из тех паучков, кто не спит.

– Я так и думала, что они всё затянули, – едва слышно произнесла жена.

Я чувствовал, как сильно она дрожит, и все-таки решился на объятия. Заключил хрупкую фигурку в кольцо рук, привлек к себе так близко, что при желании мог бы поцеловать, не делая почти никаких движений. Поцеловать ее хотелось нестерпимо, но я снова списал это на долгое отсутствие секса. Любовницу завести, что ли…

Атали подняла на меня доверчивый взгляд и вдруг успокоилась, даже попыталась улыбнуться.

– Ты совсем их не боишься? – спросила она тихо.

Боюсь. Иногда мне страшно, что я не успею вколоть им экстракт трибискуса и тогда пауки перестанут быть добрыми. Моя магия не способна с ними совладать – сознание не всех живых существ поддается чарам. Все, что я могу, – раз в год колоть им экстракт, нейтрализующий их желание убивать.

– Совсем, – ответил я ровным тоном и, видя, как в глазах жены появляется восхищение, сам себе поверил.

До следующего укола еще почти восемь месяцев, так что мне не о чем волноваться и незачем зря волновать Атали.

ГЛАВА 17

Никогда бы не подумала, что с такой легкостью могу обнимать малознакомого мужчину и при этом не испытывать ни капли стыда. Мама еще неделю отпивалась бы ромашковым чаем, увидев, как беззастенчиво я положила одну ладонь на грудь мужчины, а вторую – на его талию со спины, запустив ее под мантию.

Я была сосредоточена на ласковых объятиях, на тепле, исходящем от тела моего мужа, на его губах, изогнутых в полуулыбке, и глазах, холодных, как снег. Думала о непривычных ощущениях, о своем желании встать на цыпочки и запустить пальцы в темные волосы Рио.

Поэтому и только поэтому я пропустила момент, когда мы были уже не одни.

Присутствие третьего живого существа я обнаружила не сразу. Рио притянул меня к себе еще ближе – хотя, казалось бы, ближе просто некуда, – и в его взгляде появилось беспокойство.

До моих ушей донеслись