Порочный контракт - Анна Олеговна Ковалева

Внутри бурлил такой эмоциональный коктейль, что становилось дурно: надежда, страх, сомнения, растерянность. Все это кипело, перемешивалось, искрило, буквально расплавляя меня изнутри.

Но нужно было держать лицо. Во что бы то ни стало. Если честно, не знаю, как я дожила до часа Х. Перед знаменательным днем даже не спала ночью толком. Едва на часах пробило шесть, я разлепила глаза, выбралась из-под тяжелой руки Стаса, который все чаще стал оставаться спать со мной, и спустилась на кухню.

Опередила даже Валентину, успев к моменту ее прихода сварить кофе.

К походу на этот вечер подготовка была основательной. Стас пригласил мне целую команду спецов, которые за пару часов сделали из меня конфетку. Обновили маникюр, педикюр, сделали прическу и макияж.

При этом я настояла на максимально возможной естественности: нюдовый макияж, чуть подведенные глаза, никаких наращённых ресниц.

Волосы мне подстригли и уложили так, чтобы они аккуратными локонами обрамляли голову и спускались на спину и плечи.

Дополнили образ платье цвета пыльной розы, туфли и клатч в тон платья. Я понимала, что на этот раз окажусь в центре внимания, и не хотела выглядеть как девка из экскорта, размалёванная в пух и прах.

Результат мне понравился. Даже очень. По-моему, выглядела я вполне респектабельно. Судя по взгляду Стаса, которым он меня окинул, когда я спустилась в гостиную, ему более чем понравилось. Ну, кроме того факта, что я обрезала себе волосы.

— Зря ты это сделала, — недовольно поджал губы. — С длинными тебе было лучше.

— Отрастут, — пожала я плечами. — У меня они всегда быстро отрастают.

— Ладно, хорошо, хоть не под пажа постриглась, — пробурчал он и предложил мне руку. — Поехали, время уже поджимает.

* * *

Аукцион проводился в одном из загородных особняков кого-то из олигархов. Да что там особняк, раньше такие громадины назывались бы дворцами. Строился дом явно по образцу старинных дворянских гнёзд.

— Юля, — напутствовал меня Стас, пока мы поднимались по лестнице. — Не надо нервничать. Всё, что от тебя требуется — это мило улыбаться и кивать, когда потребуется. В разговоры не ввязывайся, отделывайся общими, ничего не значащими фразами.

— Я все поняла. — м-да уж, типичная роль светской куклы. Для Стаса на этом вечере я просто аксессуар. И это коробило.

Внутри уже было полно народа. Мужчины в смокингах и женщины в роскошных платьях сновали вокруг или стояли группами, попивая шампанское.

Горецкий привлек всеобщее внимание сразу же. А с ним, соответственно, и я. Мне приходилось произносить стандартные фразы вежливости, слушать комплименты и регулярно подавать руку для поцелуя. Улыбаться женам толстосумов, которые смотрели на меня с ноткой превосходства.

Стас представлял меня просто как спутницу, отстранённо, безлико. И это позволяло всем делать соответствующие выводы. Отсюда и чужие сальные взгляды, шарящие по телу, и женские шепотки, раздающиеся мне вслед.

Временами я косилась на Стаса, но он моего беспокойства не разделял. Да и что ему? Он мужчина при деньгах и связах, его никто не осудит. Еще и адресок агентства, находящего красивых спутниц выпросят.

Публично осудят только меня. Как тело, продавшееся за деньги. И разбираться в тонкостях никто не будет. Утешало только то, что мне не вариться в этом кругу. Через месяц я вернусь в собственную жизнь.

А может, и раньше. Если Стрелецкая поможет. Только надежда на встречу с ней не давала мне упасть духом во время этих публичных расшаркиваний магнатов, банкиров, промышленников.

Она сказала, что сама меня найдёт, так что оставалось только ждать.

Сам аукцион меня жутко утомил. Лоты мелькали один за одним — картины мастеров живописи, вазы династии Мин, драгоценные камни, ювелирные изделия, принадлежавшие знаменитостям, редкие коллекционные вина и все прочее в том же духе.

То и дело мелькали в воздухе таблички, повышающие ставки, а потом торги за лот завершал удар молотка.

Это развлекалово людей, обремененных деньгами, мне было непонятно и неприятно. А помочь больным детям можно было и не покупая всякие странные и безумно дорогие вещи. Стас, кстати, выкупил картину Пикассо, сказав, что презентует ее отцу.

После окончания аукциона многие из приглашённых переместились в большой обеденный зал. Оснащён он был как зал ресторана. Многочисленные круглые столики, изящные стулья с высокими спинками, декорированные красивыми накидками.

За одним с нами столиком сидел владелец одного из крупнейших банков страны со своей супругой, которая была лет на тридцать моложе него. Девушка присела мне на уши, вынося своим щебетаньем весь мозг.

Зато отвечать на вопросы мне не требовалось, я просто слушала и изредка кивала, соглашаясь с собеседницей. Что она там говорила — я не разбирала. Ни к чему мне это было.

Глаза же без устали бродили по залу, и наконец я увидела женщину, очень похожую на Стрелецкую. Высокая, худощавая, одетая в брючный костюм.

Когда наши взгляды пересеклись, она кивнула мне, давая понять, что узнала. А через десять минут, официантка, подававшая очередную перемену блюд, уронила мне на колени записку.

После того как я выйду из зала, жди десять минут, а потом выходи следом. Тебя встретят в коридоре и проводят ко мне. Стасу скажи, что идёшь в уборную.

Глава 31

Молодая девушка в костюме горничной перехватила меня у выхода из обеденного зала и провела в небольшую комнату. Уж не знаю, как ее назвать: чайная, малая гостиная, курительная или еще как-то.

Стрелецкая сидела на диване, закинув ногу на ногу. Одна рука вальяжно покоилась на подлокотнике, а вторая держала сигару.

При виде меня она выпустила в воздух несколько колец дыма, а потом махнула рукой в сторону кресла.

— Садись, в ногах правды нет.

Я села без всяких прекословий, а девушка, сопровождавшая меня, тут же покинула комнату. Долгие десять минут в комнате царила почти могильная тишина. Стрелецкая курила и молча меня разглядывала.

Наверное, пыталась меня просчитать. Понять, какую игру я веду и для чего мне это надо. Мне же больше нечего было сказать. Только повторить в подробностях уже изложенное. Поэтому я молча смотрела на нее и ждала, сцепив руки в замок.

Глаз старалась не отводить, хотя с каждой секундой молчания становилось все тревожнее на душе.

— Ты, значит, Юлиана, так? — хриплый голос заставляет вздрогнуть и сжаться в комочек.

— Да.

— А ну-ка встань и пройдись.

Задавать ненужных вопросов не стала. И так понятно, что пытается выяснить Екатерина.

— Ага, — скривилась она. — Голос не тот, походка совсем другая.

— И почерк не тот, — дополнила я, присев на кресло. —