Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело - Даша Семенкова

лежал в палате с зашторенными окнами, погруженный в страдания. С бинтами на глазах, вялый от обезболивающего. И он узнал меня по голосу. Ждал. Совсем было одиноко, наверное.

– Рад тебя... что ты пришла, Лина. Там что-то случилось? Я слышал шум, будто бы кто-то ругался.

Я напряглась, ожидая, что Лука начнет на меня жаловаться. Расскажет и про неудавшийся визит Крыси, и про то, какими словами я ее называла. Придется признаться, что я все про них знаю, и что вроде бы как знакома с его любовницей... Дичь какая-то.

Но Лука промолчал. Наскоро выдумал объяснение, что якобы молоденькие медсестры совсем распоясались и пришлось их отчитать.

Впервые я ощутила его не надсмотрщиком, не занозой в одном месте, а союзником. Тем, кто заботится и обо мне тоже, потому что я теперь часть семьи, которой он предан.

39.

Милоша продержали в больнице шесть дней. Ни разу при мне он не выходил из-за ширмы. Ни одной из поклонниц не удалось к нему пробиться. Букеты и записки, впрочем, присылали регулярно. Цветы ему быстро надоели, отдавал медсёстрам вместе с лакомствами (насколько нужно было не интересоваться этим человеком, чтобы присылать ему сладости!), записки оставлял. Наверное, их ему читал Лука, или собирался сам прочесть позже – я не спрашивала.

Со мной он просто разговаривал через ширму. Просто так, со скуки. Ни о чем не просил и ни на что больше не жаловался. Быстро пришел в чувство и стал прежним Милошем, беззаботным и лёгким. Вернее, легкомысленным и поверхностным.

А вот на него жаловались. Врачи. Так как я оказалась единственной родственницей – мне.

Что засел в своей палате, не желает общаться с другими пациентами и отказывается от процедур, для которых надо ее покидать. Что приемный покой вечно осаждают какие-то девицы, а здесь между прочим госпиталь, а не дом свиданий. Что он отказывается от больничной еды, специально приготовленной для ускорения выздоровления, и ест только то, что приносит его дворецкий, нарушая ещё и режим...

– Милош, ну почему ты не можешь хотя бы несколько дней побыть паинькой, – укоряла я, в очередной раз выслушав все это. – Это ведь такие мелочи! Неужели так сложно дойти до кабинета врача, у тебя ведь ноги не отказали.

– Меня все увидят. Нет. Это исключено. Госпиталю я потом выпишу чек на пожертвование, как компенсацию неудобств. Или сама выпиши, пусть от тебя отстанут.

– Ладно. Но есть что дали ты в состоянии. Не нарушать правила и не мучить беднягу Луку, заставляя его выискивать твое особое меню по всему городу.

– Что ты такое говоришь! Я ведь не раз тебе объяснял, что у нас строжайшая диета, и как это важно, – он сделал паузу, а потом продолжил обвиняющим голосом. – И сама ведь ее не соблюдала, пока меня не было, ведь так? Ох, Лина, ну нельзя же быть настолько зацикленной на еде!

Спорить не буду, люблю хорошо покушать. И готовить люблю, и вообще с продуктами возиться. Вон, столовой занимаюсь с удовольствием, стараюсь во все вникать, хотя могла бы поручить управляющему. Но в случае Милоша – кто бы говорил!

– Я-то? Я как раз ем то, что в гостинице подают, и не выделываюсь. Если кто и зациклен, так это ты. С таким отношением к питанию удивляюсь, как у тебя остаётся время на что-то другое.

– Я?!

Он аж забылся от возмущения. Над ширмой появилась макушка. Промелькнула – и исчезла. Жалобно скрипнула пружинами кровать. Я успела заметить растрёпанные золотистые волосы и край бинта. Разглядеть ужасные ожоги не получилось.

– Ты. Впервые вижу человека, который каждый кусок высчитывает по граммам, жирности и непонятно каким ещё критериям. Да ты на еде просто помешан, дорогой!

– Ладно. Пусть так. Помешан. Но не на том, как вкуснее набить себе желудок, а на здоровье! Для меня пища – топливо для тела, и если я заправляю яхту лучшим, что могу достать, почему должен иначе относиться к собственному организму? Он у меня один, новый не дадут, – тут его голос дрогнул. Про шрамы подумал, видимо. – Если не в силах понять, то хотя бы отнесись с уважением. Я ведь и о тебе тоже забочусь.

– Ты давишь. Навязываешь то, что считаешь правильным, – фыркнула я в ответ.

– Но если по-другому не хочешь понять?

Я сказала, что не хочу, и это мое право и мой выбор. Я ведь не навязываю ему свою картошку фри, наггетсы и салаты с майонезом, а ведь он даже не знает, от чего отказывается! Хрустящая, обжаренная до золотистой корочки, можно макать ее в соус...

– Прекрати. Это омерзительно, – перебил Милош.

– А мне омерзительна твоя овсянка, твой унизительный контроль и твои шлюхи, с которыми я вынуждена сталкиваться в коридоре!

Наверное, вышло некрасиво. Надо было беречь чувства больного. Но он меня достал. Умудрился выбешивать даже в свое отсутствие и сейчас, когда пришла чтобы его пожалеть.

Все выложила. И про Крысю, и что все вокруг о ней знают и смотрят на меня как на дуру, и про то, что наглая потаскушка явилась прямо сюда.

– И после этого ещё что-то говоришь об уважении? А заслужил ли ты его, дорогой?! – закончила я гневную тираду.

Некоторое время мы молчали. Милош заговорил первым.

– Всё-таки зря ты так про азорру Ковач, она не какая-то там... Супруга знатного господина. Уважаемое семейство.

Н-да. Я рассчитывала услышать вовсе не это. Однако особого беспокойства за Крысю тоже не услышала. Без огонька он о ней упоминал. Будто о досадном недоразумении.

– Семейство может и уважаемое, но жена у знатного господина подкачала. Хотя мордашка ничего. Смазливая. Сойдёт для любителей вульгарных девиц.

– Ну, знаешь ли! – возмутился Милош. – Я в твои дела не лезу. И поклонников твоих не обсуждаю. Даже если кто-то из них покажется мне вульгарным.

– У меня не поклонники. У меня клиенты, – пробормотала я, вспоминая неудачную вывеску.

Вот над чем Милош наверняка бы поглумился, мимо бы не прошел. Да и про наше меню слова бы не сказал хорошего. Сколько бы ни доказывала, что продукты все свежие, приготовлено умело, и посетителям нравится, значит, вкусно...

– В каком смысле? – переспросил Милош изменившимся тоном. – Разве я оставил тебе недостаточно денег?

– Тьфу ты! В столовой клиенты! За обеды платят. Неправильные.

– Ох. Прости. Просто мы