Не совсем джентльмен - Джеки Д'Алессандро

– Кушать подано, леди!

– О Боже! – воскликнула Виктория, подойдя ближе и вглядевшись в разнообразие сыров, мяса, бисквитов, фруктов и хлеба. – Как все это уместилось в один седельный мешок?

– Наша кухарка – мастер упаковывать.

Неотрывно глядя на скатерть, Виктория засмеялась:

– Тут еды человек на шесть! Мы ждем гостей?

– Нет, только мы вдвоем.

Она подняла голову и встретила его взгляд. Да, действительно, их было только двое... Сердце вновь затрепетало.

– Кухарка предупредила меня, что все должно быть съедено и что мы можем не возвращаться, пока не выполним это указание.

Господи, это займет несколько часов, не меньше... Волнение нарастало. Виктория сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и улыбнулась:

– Тогда нам лучше начать.

Подойдя к покрывалу, она подобрала юбки и уселась на предложенное ей место. Натан опустился рядом, скрестив ноги, и вызвался поухаживать за ней. Положив еду на две тарелки, он наполнил оловянные кружки сидром и поднял свою:

– Давайте выпьем за удачу в поисках. – Он посмотрел на Викторию тем самым взглядом, который она никогда не могла распознать, и от этого ее всегда бросало в жар.

– Да, конечно, – пробормотала она, чокаясь с ним. Первый глоток был подарком для ее пересохшего горла.

Еда выглядела очень аппетитно, и безумно проголодавшаяся Виктория с энтузиазмом принялась за дело. Натан не отставал, и первые несколько минут они молча ели, сидя в тени и наслаждаясь звуками природы.

Взяв еще один толстый кусок хлеба, Натан сделал медленный глубокий вдох и с упоением произнес:

– Господи, как же мне нравится здешний запах, в котором всегда есть море! Я, конечно, люблю Литл-Лонгстоун, но этот аромат – только здесь. В Лондоне такого не сыщешь. И как вы только выдерживаете? – спросил он, содрогнувшись.

– Там полно магазинов...

Он покачал головой:

– Это толпы народу.

– Шикарные вечеринки...

– Скучные разговоры с незнакомыми людьми.

– Опера...

– Люди, поющие непонятно о чем, на варварских языках!

Виктория засмеялась:

– Боюсь, спор будет бесконечным. А что же вы? Зарылись в глубинку, ушли в пустыню. Вам каково?

– Очень мирная обстановка.

– Но нет же ничего волнующего!

– Полное спокойствие.

– Нет ни Риджент-стрит, ни Бонд-стрит!

– Слава Богу!

– Одиноко...

Натан сперва ничего не ответил и нахмурился.

– Да, – сказал он тихо, – бывает иногда. Но у меня есть книги, животные и мои пациенты.

– И нет женщины, которая с нетерпением ждала бы вас дома? – Она так легко задала этот вопрос, что невозможно было догадаться, как тяжело в тот момент билось ее сердце.

– Никого. – Натан усмехнулся. – По крайней мере из знакомых... Возможно, среди них есть тайные поклонницы, которые сходят по мне с ума, даже когда мы просто разговариваем.

Он откусил кусок сыра и, прожевав, предположил:

– Могу представить, с каким нетерпением Брэнрипл и Дрейвенсби ждут вас в Лондоне.

Виктория чуть было не спросила, о ком это он. Но внутренний голос ей быстро напомнил: «Два графа. За одного из них ты выходишь замуж!»

Вот только... действительно ли они томились там в ожидании, предвкушая ее возвращение? Скорее у них нашлись более интересные дела вроде вечеринок маленького сезона, где так приятно утешать одиноких женщин, мечтающих о замужестве. Эти красотки будут преклоняться перед ними, флиртовать, танцевать, и, возможно, все кончится поцелуем. При мысли об этом ничего не изменилось! Виктория и глазом не моргнула.

В следующую секунду она нахмурилась: ее ведь должно это волновать! Какая-то чужая женщина будет добиваться внимания Брэнрипла или Дрейвенсби! В ней должны были проснуться беспокойство, злость и ревность, но она ничего не почувствовала. Ничего.

Повернувшись к Натану, смотревшему на нее с неким напряжением, она поняла, что вот от кого у нее просыпались чувства, становилось жарко, будто у самых ее ног горел костер, пламя которого, разгораясь, поднималось все выше. И тут яркой вспышкой к ней пришло осознание того, что невыносимо будет видеть, как его целует другая женщина. От этой мысли Виктория вышла из себя, захотелось что-нибудь сломать, ударить соперницу с такой силой, чтобы губы, желающие поцелуя с Натаном, отвалились и упали на землю, а Виктория втоптала бы их в грязь!

– Виктория, что с вами? Выглядите вы как-то... свирепо.

Девушка поспешно спрятала кинжальные когти ревности, чтобы забыть воображаемую соперницу, жестоко избитую, лишенную губ...

Она призналась себе: ревность. Но это непонятно. Что с ней случилось?!

– Да вроде ничего, – ответила она, торопливо отхлебывая сидр.

– Хорошо. – Натан отставил пустую тарелку в сторону и похлопал себя по животу. – М-м, все так вкусно. А сейчас – лучшая часть пикника.

– Десерт?

– Нет, еще лучше. – Он снял куртку и кое-как свернул ее. Затем, улегшись на спину, подсунул ее под голову. – Ах... – прозвучал умиротворенный вздох, и Натан закрыл глаза.

Виктория с любопытством наблюдала. Зрачки не удержались на месте, они принялись изучать... рассматривать.

Лучи солнца играли на шелковистых прядях Натана. Лицо в золотом свете, в движении теней стало таинственным.

Широкая грудь и сильные плечи, скрытые чуть помятой белоснежной рубашкой. Руки, живот и талия, чуть пониже которой начинались... ах да, те самые бриджи, облегавшие его мускулистые ноги очень привлекательно, с оттенком небрежности. Ниже колен... черные сапоги для верховой езды. Ноги, закинутые одна на другую, – картина расслабленного отдыха.

Боже, несколько минут назад она заявила, что с ней ничего не случилось. Это просто безумие. Человек растянулся перед ней, как банкетный стол. А ей тут же захотелось поучаствовать в пиршестве.

С каких пор она обращает внимание на формы, находит их обворожительными?.. Видимо, виноваты описания мужской анатомии в «Дамском путеводителе». Виктория, конечно, от природы была любопытной, но ничего такого она раньше не испытывала. Ни Брэнрипл, ни Дрейвенсби не вызывали у нее желания дотронуться, изучить... сняв с них одежду.

Не сводя глаз с этого великолепия, Виктория сглотнула, чтобы голос не так сильно дрожал, и спросила:

– Что вы... что вы делаете?

– Наслаждаюсь последней стадией пикника.

– Не думаю, Натан, что это хорошая идея – спать здесь.