Жнец и Воробей - Бринн Уивер

Еще, я боюсь.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Правда? Не слышала новостей? — Крэнвелл садится на соседнее кресло и, постукивая по колену, задумчиво кивает. — Кажется, грузовик бедняги Донована перевернулся и улетел в реку, — говорит он с глубоким вздохом. — Его тело все ещё ищут. Уверен, скоро что-нибудь найдут.

— Возможно, он отправился проповедовать слово Господа нашего Иисуса Христа в далекие земли, — говорю я, крестясь, хотя понятия не имею, правильно ли это делаю. — Но если он просто напился и умер за рулем, пусть покоится с миром. Уверена, он был достойным гражданином. Аминь.

Мэтт усмехается.

— И тебе ничего не известно об этой… смерти?

— Я не понимаю, о чём ты.

— Ну, знаешь, на меня недавно напали. Совершенно внезапно, — он ударяет кулаком о ладонь, и цветы шуршат. — Бац! И всё. Но я дал ей сдачи.

— Наверное, у тебя большой опыт в этом.

Глаза Мэтта темнеют.

— И знаешь, что эта маленькая сучка сделала? — говорит он с яростью в голосе. — Она выколола мне глаз, — он сверлит меня взглядом, указывая пальцем на повязку.

— Слушай, зачем ты здесь? — требую я. Мэтт медленно опускает руку, наклоняя голову. — Просто пришел рассказать мне о грузовике какого-то парня? Или похвастаться тем, как тебе надрала задницу какая-то девка?

— Я навещаю свою жену, — говорит он. — Она пробудет здесь несколько дней.

Ярость сужает мое зрение до одной точки, мир вокруг исчезает.

— Наверное, у нее тоже не было ничего хорошего в будущем, — мой взгляд падает на букет в его руке. — Хризантемы? Серьезно…?

Он смотрит на цветы.

— А что с ними не так? — спрашивает он, но по его тону понятно, что ему плевать на ответ.

— Это похоронные цветы, ты, недоумок. Они символизируют смерть.

— Хм, — он бросает на них беглый взгляд, а потом швыряет букет в стену, так что он падает в мусорку под ней. Некоторые лепестки от удара отрываются и летят на пол. Мэтт смотрит на меня и улыбается. — Видимо, придётся мне идти с пустыми руками.

— Почему она здесь? — спрашиваю я.

— Да так, — говорит он, смотря на плакаты над креслами в зале ожидания. — «Проблемы со сном?», «Как распознать признаки стресса!» «Физическая активность — залог здоровья», — Мэтт смеется, словно смотрит на свои личные карты Таро, пытаясь понять их тайное значение. — Просто споткнулась и упала. Не повезло. Может, как с Эриком Донованом.

— Я все ещё не знаю, о ком ты говоришь.

Мэтт поворачивается. Смотрит мне прямо в глаза, не отрываясь.

— Вот это странно. Потому что…

— Роуз Эванс? — медсестра Наоми выглядывает из двери ортопедического отделения. Я киваю ей. Она выглядит совсем по-другому, не так, как в последнюю нашу встречу. Волосы стали короче, темнее. Кожа сияет, как будто изнутри. Появилась уверенность в стойке, которой раньше не было. Она смотрит на Мэтта и снова на меня. — Мы готовы.

Наоми не отводит от меня взгляд, пока я встаю. Стараюсь, чтобы дрожащие руки крепко держали костыли. Она слегка улыбается мне. Я киваю ей в ответ.

— Слушай, — говорит Мэтт у меня за спиной, — а как ты сломала ногу?

Я слегка поворачиваюсь, глядя на него через плечо.

— Просто споткнулась и упала. Не повезло.

Иду дальше, не оглядываюсь.

Я прохожу через дверь, которую Наоми держит открытой для меня. Когда переступаю порог, она закрывает ее, но бросает на Мэтта злобный взгляд через толстое стекло, прежде чем повернуться ко мне.

— Эй, — говорит она, касаясь моей руки. — Ты в порядке?

— Да, а ты?

Я боюсь, что она скажет «нет». Что её сломает чувство вины. Что новость о грузовике Эрика, которую только что рассказал Мэтт, отразится в её глазах. Но я вижу только облегчение.

— У меня все очень хорошо. Спасибо тебе.

Я смущенно улыбаюсь, пока мы идем по коридору.

— Я ничего не сделала.

— Нет, — говорит она так, словно не потерпит возражений. — Ты сделала всё, — Наоми замедляет шаг. Мы останавливаемся перед смотровым кабинетом. Когда она поворачивается ко мне, в её глазах блестят слезы. — Правда. Спасибо. То, что ты для меня сделала… изменило мою жизнь. — она качает головой и нежно проводит по моей руке. — А если какой-то придурок будет тебя доставать…

— Я с ним справлюсь. Но, может, ты проведаешь его жену? Люси Крэнвелл. Она где-то здесь.

Наоми улыбается и кивает. В её глазах загорается решимость.

— Да. Хорошо, — она кивает. — Ради тебя, Воробей.

Кратко обняв, Наоми оставляет меня в смотровом кабинете. Я смотрю, как она уходит, уверенно шагая.

Только когда она уходит, я делаю долгий выдох. Следующий вдох получается неровным. Мое сердце бьется слишком быстро, как будто я бегу.

Я стою посреди комнаты с закрытыми глазами, когда слышу его шаги. Я узнаю его по походке. Чувствую его присутствие ещё до того, как он входит.

— Привет, — говорит Фионн. Когда я открываю глаза, он подходит ко мне и хмурится от беспокойства, когда замечает мое выражение лица. — Все в порядке?

— Да. Просто… — пара медсестер заводит разговор за стойкой прямо за открытой дверью, и я прерываю себя. Натягиваю улыбку. — Просто… скорее бы отодрать этот пушок.

Фионн смеется, указывая на кушетку в смотровой.

— Занятное будет зрелище.

Костыли убираю в сторону и запрыгиваю на кушетку, пока сердце бешено колотится в груди. Фионн переключается на режим врача, рассказывает что-то про процесс, про пилу, ножницы и кожу. Надо бы слушать, но у меня в голове разговор с Мэттом Крэнвеллом крутится. Откровение. Невысказанная угроза. А вдруг он что-то ещё скрывает? Вдруг он просто ждет момента? Что если он подозревает Фионна?

Мне нужно сваливать отсюда. Если он хочет отомстить, я должна увести его от Фионна. Он охотится за мной, и я должна повести Мэтта по новому следу.

Электрический визг заполняет кабинет, и я вздрагиваю.

— Что за хуйня, — шиплю я, прижимая руку к груди.

— Пила…? — Фионн хмурится. — Пила, о которой я тебе только что говорил…? Спросил, готова ли ты начать, и ты согласилась…?

— Да? — спрашиваю я.

Он выключает пилу и кладет руку на мой гипс. Не чувствую никакого утешения от его прикосновения сквозь все эти слои.

— Ты точно в порядке?

Нет, ни хрена подобного.

Как бы я хотела, чтобы медсёстры ушли, и мы нормально поговорили. Как бы я хотела хоть немного личного пространства. И сказать ему, что меня накрыло огромной волной и вынесло в открытое море. Где-то глубоко внутри хочется кричать или плакать. Но я слишком боюсь, поэтому, только