Для тебя - Татьяна Тианина

Когда я в очередной раз перевернулся с боку на бок в надежде все-таки поймать ускользающий сон за хвост, Эдик сонно что-то проворчал и, не просыпаясь, притянул меня к себе, привычно устроившись головой на моей груди и перекинув ногу через бедро. Любимая его поза, он как будто даже во сне боялся, что я куда-то денусь и крепко держался за меня.

Некоторое время я лежал, замерев и боясь даже дышать, чтобы не спугнуть его, но постепенно расслабился и тоже уснул.

Когда я проснулся, за окном занимался рассвет. Я покосился на будильник — есть еще время до того, как он зазвонит. Перед этим мне обязательно нужно отодвинуться, чтобы проснувшийся Эдик подумал, что мы всю ночь спали так, как улеглись вечером…

— Уже пора? — сонно пробормотал Эдик и еще плотнее прижался ко мне. Как всегда, очень удачно — его напряженный утренней эрекцией член приятно проехался по моему животу. — Мы что, будильник завести забыли?

— Вроде нет, — шепнул я, боясь лишний раз пошевелиться. Мне так не хотелось раньше времени разрушать волшебство момента. А еще где-то под ребрами томительно сжалось в надежде — а вдруг? Может, он проснется и… вспомнит?

— М-м-м, неохота вставать, — промурчал Эдик, проведя губами по моему плечу. Ресницы его дрогнули, он открыл глаза и потрясенно выдохнул: — Бля… Я что?.. — И залился краской до самых ушей.

И эта невинная ромашка опасалась, что связалась с дурной компанией и трахала все, что движется? Ну-ну…

— Извини, пожалуйста, — прошептал он. — Мне, наверное, что-то приснилось… Извини, я не… — продолжил он, понемногу отползая на другой край кровати.

— Да не переживай, даже приятно, когда тебя так будят, — весело сказал я, хотя на душе кошки скребли. — Всем нужны обнимашки, особенно утром перед длинным рабочим днем. Хочешь, я тебе анекдот в тему расскажу?

— Ну, давай, — осторожно сказал Эдик.

— Если утром вам принесли кофе в постель, улыбнитесь и поблагодарите. И не надо спрашивать — кто вы такой, что делаете в моей квартире?

— Думаешь, можно так шутить с человеком, у которого амнезия? — с преувеличенным возмущением спросил Эдик. — Это совсем не круто, братан.

Глава 9

Я ушел из дома рано, оставив Эдика досыпать — везет же тем, кому посреди недели ко второй паре, а у меня тренировки с утра и до самого вечера.

За день я успел соскучиться и надеялся, что Эдик тоже ждет меня. В каком-то смысле так и случилось — едва я вошел в комнату, мимо уха просвистела кружка, которая ударилась о стену и разбилась на мелкие кусочки.

— И тебе тоже добрый вечер! — сказал я. — Обязательно с тяжких телесных начинать? Какая муха тебя укусила?

— И когда ты, сука, собирался мне сказать? — прошипел Эдик.

— Ты что-то вспомнил? — обрадовался я. Если так, то пусть чем угодно в меня кидает, я на радостях все прощу!

Вместо ответа в меня полетела толстая тетрадь, которую я, уже готовый к любым неожиданностям, поймал на лету.

Я заглянул под обложку. Ровные ряды формул, пометки красной ручкой. Судя по всему, какой-то раздел математики, который Эдик одолевал в прошлом году с репетитором.

— Что такое, тебя настолько травмируют интегральные исчисления? И при чем тут я и твоя любимая кружка?

— С обратной стороны посмотри, — сквозь зубы пробормотал Эдик. И уселся на кровать, завернувшись в плед и глядя на меня исподлобья.

Я перевернул тетрадь и обнаружил записи, явно не относящиеся к математике — орнаменты из заштрихованных кругов и квадратов, которые Эдик часто рисовал на бумаге, когда задумывался, несколько вариантов его подписи, какие-то наброски — дерево над рекой, летящая птица. А в промежутках - неровные строчки, залезающие на поля: одна-две фразы, без заглавных букв и знаков препинания.

— Не знал, что ты вел дневник, — сказал я.

Если это так, то записи Эдика смогут здорово помочь в восстановлении памяти. Это же совсем не то, что слушать чужие рассказы о каких-то событиях…

— Это не чертов злоебучий дневник! — рявкнул Эдик. — Я просто записывал свои мысли, как мне посоветовал чертов психолог в злоебучей больнице! Говорил, это поможет контролировать негативные эмоции! Хуй там, только хуже стало. Короче, я забил. Но кое-что успел записать. Ты читай, не стесняйся. Для тебя-то тут ничего нового не будет.

Я стал читать, с трудом разбирая и без того мелкий почерк Эдика — он словно нарочно писал так, чтобы было сложнее прочесть.

отец нанял мне помощника

совсем молодой парень

его зовут Андрей

у него удивительные руки

сильные и ласковые

он меня бесит

он не врет мне

он честный

он настоящий

как бы я хотел (дальше зачеркнуто — так, что бумага порвана в нескольких местах)

я сказал ему

и поцеловал

я все испортил

теперь он меня ненавидит

или нет потому что жалеет и это еще хуже

я испортил все

лучше бы я не выжил в той аварии

После этой фразы больше записей не было, из переплета тетради торчали корешки неровно выдранных листов.

— И ты позволил мне нести эту хуйню про дружбу, — с отвращением сказал Эдик, — хотя отлично знал, что я не дружить с тобой хотел. Очень трудно было не засмеяться мне в лицо? Кстати, что значит «все испортил» — я тебе признался и ты меня послал? Отвечай! И не смей врать!

— Ну что-то типа того, — нехотя сказал я.

— Вот и молодец, сказал что думал! А теперь-то что? Я к тебе обниматься лезу, с хуя ли ты терпишь? Жалеешь, да? Мало того, что калека, так еще и с поехавшей крышей. Такого даже пнуть жалко, как хромую шелудивую собачонку? Сука, лучше бы ты меня ударил, когда я к тебе полез, чем это вот все… Но ты же так не можешь, несчастненькие — твоя специальность, ты ж у нас святой… А если бы я не нашел эту злоебучую тетрадь, ты, может, и переспал бы со мной из жалости? В качестве акта благотворительности, а?

— Может, дашь мне хоть слово вставить, или я так и буду слушать этот бред? — поинтересовался я.

— Бред, серьёзно? — вскинулся Эдик. — Ты же сам только что мне сказал… Ладно. Молчу. Говори, что у тебя. Но если ты попробуешь мне соврать…

— Больше никакой лжи, —