Обреченные звездами - Криста Стрит

Но от нее осталась только тарелка с печеньем у двери Бавар, фейри, командира Третьего отряда, будущего командира отделения Шарлотты.

Эйвери, очевидно, поставила их в спешке. Два печенья соскользнули с тарелки и валялись на полу, крошки рассыпались по ковру.

Я вытащил печенье из-под пластиковой крышки. Маслянистый, мягкий кусочек пах как рай. Я откусил и закрыл глаза, когда взрыв вкуса наполнил мой рот.

Я начал жевать медленнее, а потом уронил печенье. Оно приземлилось, как и два других на полу, разбрасывая повсюду крошки.

Хотя это лучшее печенье, которое я когда-либо пробовал, но больше не мог есть. Я не хотел думать о том, что она испекла его для меня. И мог бы…

Рычание вырвалось из моего горла, когда магия наполнила меня, горячая сила вырвалась из моего волка, когда он попытался вырваться на свободу.

Я выскочил через парадную дверь и поприветствовал ночь.

Я изменился в середине прыжка по пути в лес, мои шорты порвались и упали позади меня. Я позволил своему волку взять верх, принимая его боль и ярость.

Я это заслужил.

Заслужил его гнев на меня.

Но чувствовал не только его боль, но и свою, только она была слишком мучительной, я не мог ее выносить.

Мой разум отключился, когда волк взял верх. Все, что наполняло нас сейчас, был запах дождя, влажная земля под нашими лапами и ночное небо, сияющее над головой.

Я поддался инстинктам, потребности бежать, спасаться и забыть о том, что натворил.

Из нашего горла вырвался вой, мучительно одинокий звук, когда нас затопило раскаяние.

Хотя от него некуда было деться. Мы бежали и бежали, отчаянно пытаясь скрыться от сердечной боли, которая сжигала нашу душу. Мой волк и я как одно целое, пока мили проносились под нами.

Глава 21

Эйвери

Обхватив себя руками, я поспешила обратно в свою квартиру. И молилась, чтобы земля разверзлась и поглотила меня целиком.

Уайетт отверг меня.

Как я могла быть такой глупой?

Я такая идиотка!

Я прикусила губу и начала анализировать воспоминания субботнего вечера. Очевидно, я все приукрасила. Горько усмехнулась. Или, возможно, правда в том, что я все сама придумала.

Прищурилась, когда стыд горячей волной потек по моим венам.

Я никогда больше не смогу посмотреть ему в глаза.

Мысленно перенеслась в старшую школу, когда была втайне влюблена в него, а все девочки в нашей школе тоже пытались привлечь его внимание.

Меня затопил стыд, когда увидела субботний вечер в совершенно новом свете.

Ничего не изменилось.

Абсолютно ничего.

Я никогда не была бы достаточно хороша для Уайетта, не была достойна его, он не считал меня равной.

Когда-то он был недосягаемым золотым мальчиком в своей стае, и теперь его статус поднялся намного выше, поскольку он стал уважаемым и высокопоставленным командиром в СВС.

А кем я была? Меня еще даже не назначили послом, я даже не прошла квалификацию, и меня не примут в СВС в качестве постоянного сотрудника. Я, вероятно, даже не попала бы в их команду уборщиков. Так почему думала, что один из их сильнейших членов СВС захочет меня?

Мои щеки запылали от смущения, когда вся неуверенность, которую когда-либо испытывала, с ревом вернулась.

Издалека до меня донесся долгий, тоскливый вой.

По телу пробежала дрожь, но это не имело никакого отношения к волку. Я могла думать только о том, как выставила себя полной дурой. Сильное желание быть с Уайеттом заставило меня увидеть то, чего не существовало.

Что я наделала?

* * *

На следующий день я не смотрела на нашего командира. Просто не могла. Я чувствовала такое унижение, что не поднимала головы, выполняла все упражнения, а затем сбежала с майором Армунд, чтобы продолжить обучение самообороне.

Майор Армунд безжалостно на меня давила.

И я была этому несказанно рада.

Радовалась боли в моих мышцах, когда оборонялась от ее атак, от боли в груди от тяжелого дыхания.

Все это отвлекало меня от мыслей об Уайетте, о моем смущении, о моих недостатках, о осознания того, что я никогда не буду достаточно хороша для него.

Но после второй недели моих тренировок с майором Армунд мое унижение улетучилось, и его место занял гнев. Потому что Уайетт обращался со мной так, словно между нами никогда ничего не было.

Но это не так. И чем больше думала об этом, тем больше понимала, что я ничего не вообразила себе.

Черт возьми, этот мужчина лапал меня, мы набросились друг на друга, он фальшиво ласково назвал Цветочком, а потом вел себя так, словно все это было сном. Словно я сама все придумала.

Черт бы его побрал.

Он использовал меня. Это не приходило мне в голову. Он использовал меня, а потом вел себя так, будто это я сумасшедшая, раз решила, что нравлюсь ему.

Никогда бы не подумала, что он из тех парней, которые способны на такое. Но если бы я ему действительно была небезразлична, он бы не вел себя так, словно той субботней ночи никогда не случилось, даже если это против правил.

И теперь, когда прошло немного времени, я поняла, что мне кое-что все же не почудилось. Командир обычно не отталкивает других мужчин от своего новобранца в приступе ярости и не тащит этого новобранца из бара, чтобы потом побыть с ней в ее квартире, сбежать на улицу, чтобы съесть торт, любуясь звездами. И командир точно не целует своего новобранца и не занимается с ней сексом.

Значит, он все же считал меня привлекательной и действовал инстинктивно, но я не понравилась ему настолько, чтобы поддерживать со мной отношения. Другими словами, он использовал меня, и это заставило меня усомниться, знала ли я Уайетта вообще.

Потому что Уайетт, которого я помнила по старшей школе, никогда бы так не поступил с женщиной.

Я снова ударила кулаком по боксерской груше, которую держала майор Армунд, вымещая на ней всю свою агрессию.

— Хорошо! — сказала она с усмешкой. — Еще раз.

Я ударила сильнее, выливая боль и смущение, даже не заботясь о том, что у меня болело запястье и горели мышцы живота.

Потому что, в конце концов, Уайетт так и не признал, что совершил ошибку. Он не был честен в своих чувствах.

Нет.

Он бросил меня под автобус, притворился, что я все выдумала, а затем сказал, что это больше никогда не повторится, и отправил меня восвояси.

Пошел он к черту! Я снова ударила кулаком по груше.

Только после тридцати минут безжалостных