Вверх по лестнице в Голливуд - Рейчел Пайн

«Гость» — удачный эпитет для роли, которую играл этим летом Оливер. Не то чтобы он не хотел помогать — просто привычный образ жизни часто мешал ему появляться на работе. Он общался с золотой молодежью, волочился за фотомоделями и время от времени пропадал где-то со своим соседом по дому, так что времени на работу с факсами и файлами у него оставалось немного, и на это смотрели сквозь пальцы. Видимо, всем казалось, что было бы несправедливо заставлять Оливера ставить интересы «Глориос» выше привычной светской жизни. Но я была благодарна ему за одну вещь — Оливер предложил мне пользоваться его кабинкой: «Когда тебе захочется отдохнуть от трудов, крошка». С тех пор всякий раз, когда мне надо было удрать и не хотелось изображать перекур, меня можно было найти в «рабочей конурке» Оливера. Я читала книги или просто витала в облаках, созерцая прикрепленные к стене фотографии. На снимках был запечатлен он сам, на доске для серфинга, вместе с Лабрадором президента, Никаких официальных портретов Оливера в обществе главнокомандующего — такие были у всех.

На дневном просмотре «Имитатора» я получила почти те же результаты — ахов было чуть больше, но это уравновесилось некоторым сокращением визгов. Нервный смех устойчиво держался на шести процентах. Я передала цифры Трише и вернулась на свою скамейку, радуясь возможности бездельничать до двух часов дня. Потом позвонила Абби.

Мы всегда проводили лето вместе: загорали на пляже, ходили на вечеринки на открытом воздухе и время от времени проводили выходные у ее бабушки и дедушки в Уотч-Хилл. Я с нетерпением ждала возвращения Абби — она собиралась провести июль и август со мной и Элен. Но в конце июня ее выбрали для участия в престижном исследовательском проекте, и она все время проводила в университетской лаборатории — совсем не леденящей душу, по моему глубокому убеждению. Мы отправляли друг дружке десятки сообщений и электронных писем, но вот уже два месяца не разговаривали по-настоящему.

— Карен! — Она отозвалась после первого же звонка.

— Здесь просто… — начала я.

— Знаю — я тоже была по уши в делах, — сказала она.

За что я люблю Абби — мы всегда могли продолжить беседу с того места, на котором остановились в прошлый раз.

Я со смехом сообщила:

— Мой практикант, Оливер Бартон — из нантакетских Бартонов, которые дружат с президентом, — только что бросил меня на произвол судьбы, потому что у него нашлось занятие получше. Дагни в него втюрилась и постоянно старается пройти мимо его кабинки. Надеется, что он обратит на нее внимание, но он, конечно, почти не появляется в офисе.

— А тебе это нравится, да? Кстати, ведь прошла почти половина срока, правильно? Я про ваш договор с Эллен. Год-то продержишься?

— Прошло всего около пяти месяцев, — ответила я и вдруг поняла, что уже успела забыть о договоре. — Трудно сказать. Интервалы между унизительными выговорами возрастают, так что сдвиги есть. Я все больше и больше работаю на отдел маркетинга, а это здорово. Сайт уже готов, и отзывы неплохие. Конечно, в нашем отделе никто не знает, что я приложила к этому руку. Они все здесь держатся невероятно обособленно.

— Зато ты — в самой гуще событий, — сказала она.

— На самом деле я постоянно чувствую себя аутсайдером. — Я признавалась в этом впервые. — Теперь уже ясно: я — Рабочая Лошадь.

— Не вешай нос. Думаешь, лучше просидеть все лето в лаборатории?

— Иногда мне кажется, что я и есть в лаборатории. Эксперимент по измерению пределов человеческого терпения.

Мне хотелось рассказать ей об Эллиоте, но я не решилась. Эллиот пару раз звонил и говорил, что хочет увидеться, но все пока неопределенно, и всегда сопровождая это вопросами насчет какого-нибудь нового слуха о «Глориос». Я не знала, что и думать, а то, что он мне очень нравился, лишь осложняло дело. Я не хотела гадать и сходить с ума.

Мы попрощались с Абби, договорившись созвониться в самое ближайшее время.

Два показа фильма, уже состоявшиеся сегодня, представляли версию Тони; после полудня нам предстояло увидеть режиссерскую версию. Незадолго до двух прикатили два лимузина и извергли Тони и режиссера. Входя в кинотеатр, они не смотрели друг на друга. Когда я достала секундомер, они сели по бокам от меня, будучи явно на взводе.

— Сейчас увидим, кто из нас прав, — сказал режиссер, буквально выплевывая слова.

— Ага, мать твою, сейчас мы увидим, кто прав, — отозвался Тони. Две пары глаз уставились на мой секундомер, который я сжимала так, словно хотела раздавить. Мне пришлось сделать усилие, чтобы не нажать на кнопку раньше времени.

Фильм начался, и в решающий момент завизжало семьдесят пять процентов зрителей — по сути дела, очень многие, тогда как остальные либо ахали, либо кричали. Никто не смеялся. Режиссер послал Тони победный взгляд, агрессивно дернув заплетенной в косу бородой в его сторону, что явно означало: «Моя взяла». В фильме было какое-то небольшое отличие, но я никак не могла понять, что же изменилось. Тони выглядел раздраженным.

— Гребаная случайность. Посмотрим, что будет в следующий раз.

Последний показ был назначен на четыре. Я купила молочный коктейль и заняла исходную позицию на скамейке. Само пребывание вне офиса уже расслабляло, потому что начальная сцена из «Имитатора» заставляла меня вспомнить об ужасе, который я испытывала, оставаясь в офисе в одиночестве по утрам. Звонки участились и теперь звучали почти ежедневно, застигая то меня, то Дагни — смотря чья была смена. Мы с Дагни завели журнал и отмечали каждый звонок, его время и точную продолжительность на специальном листке, который хранили на самом почетном месте — на полу. Я настояла на этом, надеясь, что в один прекрасный день ФБР схватит преступника. Сначала, когда я впервые предложила затеять слежку, Дагни вытаращила на меня глаза, но после пары утренних смен, проведенных в одиночестве, тоже стала вести список. Звонки раздавались всегда между четвертью и половиной восьмого, и, хотя казалось, что голос постоянно меняется, сам разговор оставался неизменным:

— Аллегра Ореччи на месте?

— Да, могу я узнать, кто звонит?

Короткие гудки.

Джеральдина, в принципе заинтересованная в нашем благополучии, притворилась глухой, когда я попросила ее позвонить в полицию, чтобы там вычислили номер, а то и пришли послушать — участок находился как раз за углом.

— Карен, я уверена, что это пустяки. Если ты так боишься — пригибайся, когда проходишь мимо окна.

Я продолжала считать, что звонки могут быть как-то связаны с Хенретти, хотя понять, что ему нужно от Аллегры, я не могла. Никто в нашем отделе не видел и не слышал его уже несколько месяцев. Скорее всего — как и предсказывало большинство сотрудников «Глориос», — он наконец-то бросил свою затею. Вся эта история меня очень волновала: это была загадка, которую мне нужно было разгадать. Почему он сначала помогал Филу и Тони, а потом смирился с их безразличием? Почему затем вдруг во всеуслышание начал грозиться рассказать правду, но так и не осуществил свою угрозу? Я бы с удовольствием прочла биографию Уоксманов и готова была биться об заклад, что и другие — тоже.