Дочь мольфара - Ри Даль

Днём полегчало. А в вечер вновь ударила темнота. Больно ударила.

Отец Тодор достал из подпола новую бутылку с мутной водицей. Лестница пошатнулась под ним, но устояла. И Тодор устоял. Он всё ещё верил, что всегда сможет устоять.

Но, когда увидел Агнешку, устоять не смог.

Ведь это была она. Ведьма… Самая прекрасная из всех существовавших в мире ведьм. Необычайная. Неземная. Коварная. Проклятая. Святая.

— Агнешка… — выронил отец Тодор и слова, и горилку.

Бутыль расшиблась вдребезги, но священник даже не дёрнулся.

— Здравствуй, — тепло и нежно изрекла дева с жемчужной кожей и волосами цвета ночного неба.

Отец Тодор задрожал. Ноги его предательски подкосились. Священник шагнул назад и едва не рухнул обратно в подпол, но вовремя убрал ногу. Кинулся к стене — той самой, где стояли в ряд иконы, где сверкала лучина.

Схватившись обеими руками за нательный крест, Тодор зажмурился, точно ребёнок в страхе перед чудовищем из шкафа.

— Ты что же, не рад меня видеть, святой отец? — поинтересовалась Агнешка.

— Не рад, не рад, — заблеял он в ответ, утирая вырвавшиеся из глаз слёзы. — Ты же померла. Я сам видел.

— Конечно, видел. Ты же меня и убил.

— Я не хотел, — внезапно заявил отец Тодор и резко открыл глаза. — Не хотел убивать. Ты вынудила.

— Знаю, — игриво согласилась Агнешка. Она убрала волосы с плеч, открыв вид на свои обнажённые груди. — Знаю, отец. Всё знаю. И что в Боровице ты остался, потому как увидел меня. И что страдал затем из-за меня.

— Страдал! — горячо выпалил священник. — Очень страдал! И хотел исправиться! Всё хотел исправить! Всё! Только ты не дала…

Агнешка как бы с сочувствием цокнула языком:

— Бедный-бедный, отец Тодор. Ты так страдал, так страдал… — она положила свою ладонь на лицо священнику, пригладила его взлохмаченную бороду.

Тодор выпустил крест и обмяк.

Как долго он ждал этого прикосновения. Как часто снилось оно ему.

— Ты ведьма, — жалостливо и ласково простонал священник, вновь чувствуя слёзы на глазах. Однако то были уже слёзы облегчения. — Ты ведьма поганая…

— Конечно, — Агнешка, улыбаясь, обвила его за шею. — Я ведьма. А ты — святой отец.

Она приблизилась к его лицу, так близко, как того хотелось. Точнее — хотелось ещё ближе, чтобы совсем не осталось никаких расстояний.

— Что же ты делаешь, ведьма? — вздохнул Тодор.

— А что сделал ты? — Агнешка прикусила нижнюю губу, будто спелую вишенку.

— Я сделал как лучше. Я только это и делал. Всегда.

В ответ девушка почему-то качнула головой, словно отрицая сказанное. Она ещё теснее стянула руки. Отец Тодор больше не сопротивлялся её чарам.

Тело его сделалось аморфным, точно набитым ватой. Но одновременно где-то в животе разгорался пожар. Как тот, что проглотил церковь вместе с трупом Каталины. Как тот, что пожрал мольфаров дом.

Безумный пожар, адовый.

— А хочешь, — тихонечко прошептала Агнешка, — я расскажу тебе, как было на самом деле?..

— Хочу, — ничего больше не соображая, выдохнул священник.

— Тогда слушай… — девица мягко подтолкнула его к стене, вжалась в него посильнее. — Много-много лет назад ты был сыном деревенского головы и с радостью пользовался всем, что тебе было дано. Молодостью, деньгами, почётом…

— Это не грех, — напрягся священник.

Томная пелена чуть отпустила его. Однако Агнешка тотчас продолжила:

— Не грех, не грех. Просто шалости. Вот только шалости твои скоро стали навевать дурные мысли на сельчан. Слухи разные ходили…

— Слухи, — негромко возмутился Тодор. — Только слухи!

— Только слухи. Но последнего слуха отец тебе так и не простил. За дочь кузнеца, Сарику, что понесла от тебя, а потом ушла из дому с дитём и больше не вернулась.

— Она сама была виновата!

— Да. Как и все другие, остальные твои девицы. Просто Сарике больше всех остальных не свезло. А ты, по настоянию отца, поехал в Выкшич, учиться святому делу.

— Лишь по своему настоянию я ехал.

Отец Тодор попытался отойти от стены, но сделать это ему не удалось. Агнешка каким-то образом умудрилась задержать его. Удивительная, огромная и необъяснимая сила исходила от неё. Вдруг ощутив эту силу всецело, священник окончательно растерялся.

Так кто же перед ним?..

Мутный разум пытался стремительно протрезветь. Но трезвость отчего-то являлась дикими вспышками имён, лиц и тел. Все они были женскими. Все они были порочными. Имя Сарики Тодор помнил много лучше всех остальных. И с этим именем его связывало немало бед. Конечно, Тодор не был в том виноват. Просто дочь кузнеца сама игралась с ним, сама разводила блуд.

Но вот конфуз — отец Тодора и впрямь, кажется, ругался. Вроде причитал, что скандал грядёт, что люди всяко насочинять могут… И ведь наверняка всяко сочинили.

— Я хотел всё исправить, — истово заверил отец Тодор. — И исправил. Исправил.

— Да-да, — поддакнула с лукавой улыбкой черноволосая негодница. — Женился на Ксилле, принял священный сан. Но против нового соблазна не устоял, — Агнешка вздохнула. — Может, оттого что я слишком напомнила тебе Сарику. Как считаешь? Похожи мы с ней али нет?

Святой отец с трудом проглотил комок, вставший поперёк горла. Комок тот будто из шершавого камня образовался. Да так больно стало в глотке, точно кожу живьём содрали.

Тодор глядел на Агнешку. Она улыбалась.

И смотрела него чёрными-пречёрными глазами. Точно такими же глазами, как у него самого.

Её чёрные волосы прожигали насквозь тьму. И хотя в волосах святого отца давно обнаружилась седина, он ещё помнил, каким жгучим дёгтем отливала по молодости его голова.

Но губы Агнешки — ягоды красные спелые — нет, не от Дьявола. От Сарики, дочери кузнеца, что слыла красой на всю деревню.

И нос у Агнешки — мягкий, чуть вздёрнутый, аккуратный — нет, не от чёрта пятачок. Материн нос — один-в-один, какой был у Сарики.

И овал лица.

И стройный стан.

И голос, если чуть вслушаться, всё тот же.

— Нет, — испугался Тодор. — Нет. Не может такого быть…

— Ну, что же ты, отче, робеешь? — издевательски промурлыкала Агнешка. — Теперь-то ты узрел свою святость?

— Нет! — заорал священник, отталкивая от себя прочь безумную девицу. — Нет! Ты лжёшь, ведьма! Лжёшь! Я следую закону божию! Я делаю богоугодные дела!

—