Последняя - Ольга Вадимовна Гусейнова

Главный зал Дворца Верховной триады Колыбели Жизни мало кто видел, зато слухи ходили, что он сплошь беломраморный и позолоченный, со штандартами с изображением Великого Ранивира и трех его сыновей. А на картине Кайкусь флаги ее клана. Только почему огненные фениксы тоже на коленях?

– Даки Кайкусь, я понимаю, с твоим самомнением только о троне всея и всего мечтают. Но пожалей мое любопытство, признайся, раз об этом никто не узнает: чем тебе родной отец не угодил, что ты и его жаждешь на колени поставить?

Огненный феникс полыхнула, не удержав в себе пламя эмоций. Сжала кулаки, как если бы хотела напасть на дракона. Но, похоже, вовремя вспомнила, что, покинув остров, все невесты обо всем забудут. А изначальные секреты, свои и чужие, прячут надежно. Да и про них самих за тысячелетия существования Колыбели Жизни до сих пор никто толком ничего не знает.

– Слишком много о себе думает! – неохотно процедила Кайкусь. – Считает, что лучше других знает, как им жить…

– Никогда не думала, что когда-нибудь скажу, как сочувствую главе клана огненных фениксов, – выдала Ильдира.

Дернувшуюся было к ней Кайкусь, полыхающую яростным огнем, остудил единственный, но такой обжигающе ледяной взгляд Адерана, что, наверное, не только меня пробрало холодом.

– Даки Кайкусь, в любом случае хочу отметить твое яркое и образное творчество, – сделал неожиданный комплимент вир Адеран и направился к мольберту арахны.

Феникс приняла его мнение за похвалу и успокоилась, смерив остальных невест высокомерным взглядом. Видно, самомнение этой пернатой творческой личности ничто не способно поколебать.

Свиша встретила дракона самым мрачным, не обещавшим ничего хорошего взглядом. Впрочем, как и ее холст, не отразивший ничего интересного: серая паутина на черном фоне с коконом в центре. Однако вир Адеран, взглянув на эту безрадостную, даже пугающую картину, высказал неожиданное мнение:

– Даки Свиша, из любой ловушки всегда есть выход. Причем, часто мы сами себя загоняем в нее, пытаясь всем угодить. Ты сильная, умная, талантливая. Я уверен, легко справишься с любыми, противными твоей душе путами. Если захочешь…

– Спасибо, вир Адеран, – едва слышно, искренне ответила арахна, слегка поклонившись.

Судя по картинам ранивирок, обе мечтали о семейном счастье. Мадра, освещенная лунным светом, нежно улыбаясь, качала люльку. Укалей лежала со спящим мужчиной на широкой кровати. Возлюбленный обнимал ее со спины, но черты его лица были размытыми, словно она еще не определилась, как он выглядит. Просто всей душой стремилась попасть в его любящие, заботливые объятия.

Адеран одарил обеих дракониц теплой улыбкой, искренне пожелав как можно скорее исполниться их мечтам.

У картины Мараш мы дружно улыбнулись. Василиска изобразила побоище: много поверженных и мертвых, и она, победительно вскинув меч, грозно взирает на живых врагов, униженно молящих о пощаде. Мне все больше нравилась эта девушка, простая, понятная, наверняка честная с собой и другими. От таких не ждешь подлости. Если станут тебе врагом – прямо плюнут в лицо.

И тут вир Адеран нас удивил: словно из воздуха достал сверкающий драгоценностями защитный артефакт в виде звезды, какими награждают воинов-победителей, стоящих на страже своих миров. Затем ловко, наверное, не без магии, прикрепил его на плотную форменную куртку воинственной шакарки с впечатляющей грудью. После чего торжественно произнес в наступившей тишине:

– Я наслышан о ваших заслугах, даки Мараш, и считаю, вы заслужили награду от изначальных.

Лицо Мараш, это надо было видеть, вытянулось от удивления, затем посинело, покрывшись чешуей, наконец она по-военному выпрямилась и хрипло гаркнула:

– Служу миру и процветанию Колыбели Жизни!

Адеран кивнул и направился к модрунке. Ойка изобразила балкончик, скорее всего архитектурную деталь замка на холме. Потому что внизу тянулись террасы с полями и садами, пастбище со стадом местной скотины, деревня с улыбающимся людьми, веселящимися на ярмарке. Щедро освещала это благополучие неправдоподобно яркая звезда Модруна Мирах. На самом деле Мирах ненамного сильнее шаграйской звезды Ша. Понятно: Ойка мечтала усилить звезду своего мира, принести людям благоденствие и защиту. Что и подтвердил дракон света уважительной похвалой чистоте помыслов и чувств. Модрунка, зардевшись от смущения, поклонилась.

Рисаш написала ночное озеро, залитое лунным светом, в котором она лежала на спине в простой белой рубахе, расставив руки в стороны, словно плыла по блестящей лунной дорожке. Расслабленно прикрыв глаза, с полуулыбкой на губах, она буквально дышала покоем и умиротворением.

Постояв перед картиной, вир Адеран, слегка склонив голову к плечу, посмотрел на нагу почти с тем же вспыхнувшим в потемневших глазах интересом, каким недавно смотрел на Ильдиру:

– Ты умеешь удивлять, даки Рисаш! Я думал, ты вечно искрящее пламя, а оказывается, твоя душа ищет умиротворения. Интригующее сочетание силы и мягкости.

Рисаш холодно усмехнулась, но порозовевшие скулы выдали ее чувства.

Ашура Длидир не хотела показывать свою картину. Адеран предупредил ее строгим взглядом, мол, остальные свое сокровенное показали, а она не хочет. Пришлось хвостатой менталистке отойти от мольберта.

– Ого! – ошеломленно воскликнула Ойка.

И я была с ней полностью согласна. Длидир написала склеп, под потолком которого горели магические светлячки, у саркофага с барельефом с изображением красивого молодого мужчины рыдала на коленях женщина… похожая на Длидир, с лицом, искаженным болью невосполнимой потери. Она словно пыталась обнять застывшего в камне ашура, яснее ясного, что когда-то потерянного любимого. И боль этой потери до сих пор ее не оставила. Эта мучительная душевная боль рвалась из картины, ощущалась физически.

– Я соболезную вашей утрате, – глухо посочувствовал вир Адеран.

– Все осталось в прошлом. Условий отбора и поиска я не нарушала, – севшим голосом проскрипела Длидир.

Посверлив ее изучающим взглядом, вир Адеран согласился:

– Да. Возможно, здесь, даки Длидир, ты сможешь наконец… если не забыть, то вылечить свою душу.

– Надеюсь, – кивнула она.

Я не сразу осознала, что по моим щекам побежали слезы сочувствия – слишком много боли оказалось на картине ашуры. В ее душе. А ведь она казалась мне коварной, расчетливой, беспринципной соблазнительницей, готовой на все, чтобы завладеть троном Колыбели Жизни.

От задумчиво смотревших то на Длидир, то на ее картину девушек меня отсекла широкая грудь рана Адерана. Подняв к нему лицо, я едва не пискнула от удивления – он быстро вытер платком мои слезы и едва слышно шепнул:

– Не стоит всем показывать свою ранимую душу. Не каждый оценит ее по достоинству.

Шмыгнув носом, я стыдливо выдохнула:

– Простите.

Размазня! Расслабилась, расчувствовалась, расплакалась, как несмышленыш…

– Ничего страшного, никто не успел заметить, – подмигнул мне дракон. А потом добавил: – Это влияние твоей чешуйчатой