Измена. Ложь, боль и слёзы - Лена Тэсс

- Нет. Конечно нет, девочка. Если бы я хотел избавиться от Владика, то сделал бы это не только со стопроцентным результатом, - он делает паузу и наблюдает, как с моего лица сходит вся краска. Вероятно я стала настолько мертвенно-серой, что он быстро добавляет, - и ни за что не стал бы впутывать в это ребенка. Вырастет еще - набьет своих шишек, если пойдет в отца, если же в вас, Ирина, то с Тимофеем все будет в порядке. К аварии я прямого отношения не имею, но все же…

- Что? - на выдохе, почти беззвучно.

- Именно со мной Соколов разговаривал, когда не справился с управлением своей машины.

Это признание, однако, не смягчило мою неприязнь ни к Борисову, ни ко всей сложившейся ситуации. Даже если он не сам управлял автомобилем, которая столкнулась с ними, я могу и буду считать его виновным.

- Там был мой сын.

- Мне искренне жаль, что Тимофей пострадал, а ваш муж в плачевном положении. Со своей стороны могу пообещать, что компания… эта компания, не забудет тот вклад и усилия, которые приложил Влад на этапе ее создания и продвижения на рынке мебельного производства. Мы поможем вам материально с лечением мальчика, будем помогать всем, что необходимо для жизнеобеспечения вашего…

- Заткнитесь, Владимир, - обрываю его на полуслове. - Если Соколов умрет вы и с похоронами поможете?

- Конечно, - слишком быстро кивает он.

Господи, какая мерзость.

- Вы заблокировали карты мужа и мою личную, полностью опустошив их. Это разве имеет отношение к человечности? - усмехаюсь. - Уверена вы в курсе, что мы с Владом разводимся и я потребовала у мужа отписать мне полагающуюся по закону часть бизнеса.

Борисов кивнул. Конечно, он не мог не знать.

- А еще я знаю, что любовница вашего мужа тоже беременна. Она явится на этот порог едва выйдет из больницы после недельки на “сохранении” и тоже будет настаивать на том, что имеет право на долю от этого пирога. Но если я всем выделю по доле, то мне самому ничего не останется, Ирина. Надеюсь, что вы понимаете меня. Дождитесь документы на развод или свидетельство о смерти, получите компенсацию, а затем сможете начать новую счастливую жизнь.

Проходит несколько долгих минут, пока я раздумываю над тем стоит ли устроить истерику или уйти подумать обо всем, что здесь было сказано. Одна сейчас я точно ничего не смогу, и показательная бравада лишь развеселит этого хряка.

На Соколова же злилась еще больше, чем на Борисова, потому что он не мог не понимать к чему приведут его решения, его беспечность, его ложное чувство безнаказанности. Пострадал Тимофей, пострадала я, да даже нерожденный ребенок Светы страдает от решений Влада.

Я поднялась с места и направилась к выходу из кабинета, на секунду остановившись в дверях, повернулась, чтобы спросить у Борисова.

- Владимир, у вас есть дети?

- Нет. К сожалению нет.

- К счастью. Нет, к счастью, - поправила мужчину и вышла, не дожидаясь ответа, но точно заметив как покраснело от злости его заплывшее жиром лицо.

Глава 27

Мне нужен был план.

Такой же надёжный, как швейцарские часы, простой, словно игра в дурака и легко реализуемый, словно обучение собачьему вальсу.

Шуточная песня, которую изучают детки на первых занятиях по фортепиано, чтобы понять, что музыка может быть не только серьезной, глубокой, ранимой и драматичной, но еще и забавной, веселой и беззаботной.

Мне нужно была защитить себя и сына, который и без того настрадался по неосторожности собственного отца. Я так же не хотела подвести Асю, чтобы никто не вмешивался в ее жизнь после того, как пойду против Борисова.

И единственный, кто сейчас мог быть на моей стороне - это Гордей.

Поэтому мой план состоял в том, чтобы попросить у него помощи.

Надежно. Просто. Выполнимо.

По крайней мере для меня.

Поэтому, когда возвращаюсь домой и укладываю сына спать выхожу на кухню и беру в руки телефон.

С какой фразы начать разговор с мужчиной, которого просила не вмешиваться в свою жизнь?

“Привет. Как дела?”

“Привет. Я все еще не готова к отношениям, но мне позарез нужна помощь.”

“Привет. Я знаю, что повела себя как стерва, но не хотелось бы, чтобы нас с сыном оставили с голой жопой и вот сюрприз - ты, кажется единственный, кто мог бы мне помочь.”

Набрала нечто среднее между всеми этими смехотворными вариантами, в надежде, что Масловский адекватнее Соколова и правильно поймет мой вопрос. Сейчас, кроме него я едва ли найду человека, который может дать мне дельный совет. Или свести с тем, кто даст совет.

Несколько минут телефон бесстыже молчит и я нервничаю. Возможно, что я слишком поторопилась или была с ним неоправданно груба. Черт. Таких мужчин как он не бросают. Не отпускают. Не просят подождать.

В конце концов получаю ответ.

“Выходи.”

Ноги как-то действуют на автомате.

Черт. Черт. Черт. Он здесь? Тороплюсь к окошку и вижу машину Гордея. Он действительно приехал. Не просто написал, не просто позвонил.

Накинув на плечи пальто, хватаю ключи, аккуратно, чтобы не разбудить сына закрываю дверь и в тапочках несусь по лестнице, потому что лифт ждать невыносимо долго. Каждая ступенька, которая остается позади меня повышает уровень эндорфина. Словно я потерявшийся путник в пустыне и наконец-то приближаюсь к оазису. Но он не растворяется в далеке, не исчезает словно иллюзия и бред.

Машина стоит и фары светят прямо на меня. Гордей внутри, ждет. Поэтому я совершенно без тормозов пересекаю двор, запрыгиваю на пассажирское сиденье и, схватив его за воротник куртки тяну на себя. Впечатываюсь своими губами в его, ощущая горьковатый вкус кофе и, кажется сигарет. Он целует меня в ответ жадно, безудержно. Он скучал так же сильно как и я, поэтому мне трудно сдержать улыбку.

- Я скучал, Ир, - словно читая мысли шепчет. - Еще бы день и сам приехал, наплевав на твою просьбу держать дистанцию. Не нужна нам никакая дистанция. Совершенно не нужна.

И продолжает меня целовать. Нежно-нежно. Не знаю сколько времени мы не можем оторваться друг от друга, кажется, что вечность и из этого анабиоза и полной отрешенности от внешнего мира нас отвлекает телефонный звонок. Гордей не берет трубку, но звуки того, что