Обольщение - Лера Виннер

Лишь теперь, увидев её, я позволила себе подумать, и едва не захлебнулась поступившими к горлу рыданиями.

Красавица.

Моя милая девочка, родная для меня душа.

Я привыкла быть с ней, верить ей, искать успокоения и радости в её глазах.

Теперь же мне оставалось только порадоваться, что она осталась жива.

Моя лошадь не интересовала Чёрного человека, она ускакала, и он потерял возможность даже мучить её, чтобы сломать меня.

По всему выходило, что всё сложилось хорошо, но чувство потери оказалось настолько огромным, что я застонала сквозь зубы.

Монтейн.

Потом Красавица.

За одну ночь я в буквальном смысле лишилась всего и всех, кто был мне дорог.

Мне оставалось только продолжать в полном одиночестве, и я заставила себя прибавить скорость, сворачивая на ту тропу, что была шире.

Мне нужны были люди. Нужно было узнать, как добраться до герцогства Керн. Сделать то, что планировала, чтобы эти потери хотя бы не стали напрасными.

Дорога оказалась пустынной, лишь далеко впереди виднелась крестьянская повозка.

Никаких чёрных экипажей.

Никаких жутких безмолвных коней.

Поначалу я старалась держаться поближе к обочине, чтобы при необходимости иметь возможность броситься обратно в лес, но спустя полчаса осмелела и пошла свободнее.

Едва ли это существо могло устать или передумать. Значит, по каким-то причинам он в самом деле не имел власти на этой земле.

Как знать, быть может, я могла бы остаться здесь? Жить в безопасности, пусть и не имея возможности переступить границу?

Не пришлось бы добираться неизвестно куда и просить о помощи незнакомых людей.

Не было бы шанса снова встретить Уила и посмотреть ему в глаза.

Думать о подобном было опасным искушением.

Единственное чудо не могло гарантировать мне свободу, а страх…

Даже если у меня получится, даже если чудо станет возможным на постоянной основе, страх не пройдёт никогда. Пройдёт время, и он снова начнёт донимать меня ночными кошмарами, являться наяву расплывчатыми образами, лишит покоя и сна до тех пор, пока я сама к нему не выйду. Не случится ни собаки, ни дома, ни ребёнка, лишь добровольное заточение и память о собственной трусости.

Я знала это заранее и потому продолжала идти.

Когда солнце начало подниматься выше и, время, судя по жаре, приблизилось к обеду, лес кончился. Он даже не начал редеть, просто остался позади густой прохладной стеной, словно дал мне понять, что дальше я должна действовать сама, без его защиты.

Я обернулась, улыбаясь ему, мысленно благодаря за помощь, и только потом с опаской посмотрела вокруг.

Справа от дороги начиналось поле, зеленел бескрайний луг, а за ним…

Я приложила ладонь ко лбу, чтобы видеть отчётливее.

За ним в самом деле виднелись крыши домов.

Там были люди, много людей, и, не чуя под собой ног, я бросилась бежать в ту сторону.

Если сама эта земля оказалась настолько гостеприимной, те, о ком она заботилась постоянно, просто должны были мне помочь.

Накормить как минимум.

По пути я успела продумать ложь, которую расскажу им.

Ограбление на дороге, побег от разбойников, потеря лошади и денег…

Это было почти правдой.

Еду, кров и лошадь, разумеется, придётся отработать, никто не станет дарить их просто так, но если я договорюсь на приемлемый срок. Скажем, на неделю…

У меня в самом деле появится возможность если не исправить случившееся, то хотя бы сделать его оправданным.

Бег отнимал слишком много сил, и я остановилась, утопая в траве почти по пояс.

Она пахла изумительно.

Растения были здоровыми и сильными. Они готовы были много отдать людям, зная, что не меньше получат взамен.

Я провела по ним ладонью в знак признательности за такой приём и пошла дальше.

Очертания домов впереди становились все отчётливее. Очень скоро я ясно различила башню замка, большого, но не громоздкого, даже изящного. А потом…

Я остановилась и снова поднесла ладонь к глазам, потому что впереди показалась лошадь. Белая лошадь с рыжим пятном.

Она скакала быстро и, казалось бы, послушно, но, судя по гордо изогнутой шее, норовила то ли сбросить наездницу в светлом платье, то ли продемонстрировать ей себя, показать свою истинную цену.

Не до конца веря в то, что это не мираж, я прижала руку к груди, чтобы унять заколотившееся сердце, и громко свистнула.

Красавица, а это, вне всякого сомнения, была именно она, развернулась.

Оседлавшая её женщина застыла в седле, потом склонилась к уху кобылы, словно хотела спросить у неё, в чём дело.

Я свистнула ещё раз и замахала своей лошади рукой, как человеку.

Красавица сорвалась с места.

Она была ещё очень далеко, но я продолжала стоять на месте, опасаясь позорно упасть, если побегу навстречу.

Отдалённый топот копыт раздался за моей спиной.

Чувствуя, как перед глазами начинает темнеть от ужаса, я обернулась, пытаясь одновременно решить, куда бежать и как уберечь от Чёрного человека Красавицу и ехавшую на ней женщину, но едва не упала снова, потому что это был Монтейн.

Морок нёсся по дороге галопом, а сам барон… Его белая рубашка казалась почти неуместным контрастным пятном на фоне чёрного коня и чёрного жилета.

Он ехал без плаща и без седельной сумки — всё бросил там, сорвавшись с места вслед за мной.

По всей видимости, Морок тоже отреагировал на мой свист, иначе почему бы он так резко свернул с дороги и тоже направился ко мне.

Вильгельм не осадил его, хотя ехал через незнакомое поле. Напротив, кажется, даже подстегнул — он был уже достаточно близко, чтобы видеть приближающуюся ко мне с другой стороны женщину, которая…

А что, собственно, я могла и собиралась ей сказать? «Верните мою лошадь»?

Красавица оказалась проворнее. Забыв о наезднице и не обращая на неё ни малейшего внимания, она встала передо мной и потянулась к моему плечу, привычно ожидая объятий.

— Привет!.. — я почти всхлипнула от неверия и счастья и потянулась к ней.

Мы не виделись всего несколько часов, но казалось, что её отобрали у меня целую жизнь назад. Теперь, когда я снова гладила её по сильной шее, казалось, что в душе́ разрастается огромная ледяная дыра, и дыра эта была страшнее чёрного экипажа или голодной смерти в лесу.

Лошадь громко всхрапнула, и я провела ладонью по её переносице, переставая бояться даже встречи с Монтейном, почти забыв о нём. Не станет же он в самом деле отчитывать меня при посторонних…

— А ты ещё, на хрен, кто? — чуть удивлённый, в меру