Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева

Пожилая женщина подходит к нам, и в ее глазах я вижу странную смесь эмоций — горе, благодарность, решимость.

— Вы доктор Елена? — спрашивает она по-русски с легким акцентом. — И доктор Максим?

— Да, — отвечаю я, удивленная, что она знает наши имена. — А вы...

Не успеваю закончить вопрос. Женщина вдруг опускается на колени прямо передо мной и Максимом, прямо посреди больничной палаты, на глазах у изумленных греческих врачей.

— Спасибо, — говорит она, и ее голос дрожит от сдерживаемых слез. — Спасибо, что спасли мою внучку. Спасибо, что вернули ей ногу. Спасибо, что дали ей шанс на нормальную жизнь.

Я потрясена. Такое выражение благодарности кажется чрезмерным, почти неприличным. Максим тоже выглядит ошеломленным.

— Пожалуйста, встаньте, — прошу я, пытаясь поднять женщину. — Мы просто делали свою работу.

— Нет, — она качает головой, но позволяет помочь ей подняться. — Вы сделали невозможное. Я говорила с врачами. Они сказали, что любой другой доктор просто ампутировал бы ногу. Но вы боролись. Восемнадцать часов вы боролись за ребенка, которого даже не знали.

Ее слова заставляют меня задуматься. Почему мы это сделали? Почему решили бороться, когда проще было отступить? Может, потому что оба знаем цену потери. Я — почти потерявшая семью из-за предательства мужа. Максим — потерявший жену из-за развода. Мы знаем, как важно цепляться за надежду, даже когда все кажется безнадежным.

— Мария... она русская? — спрашиваю я, все еще удивленная.

— Наполовину, — отвечает женщина. — Мой сын женился на гречанке. Они жили здесь, на Крите. Мария родилась здесь, но каждое лето приезжала ко мне в Петербург.

Максим обменивается со мной взглядом. Какое странное совпадение. Из всех пострадавших в автокатастрофе мы спасали ребенка с русскими корнями.

— Что теперь будет с ней? — спрашиваю я. — После того, как ее выпишут из больницы?

Лицо пожилой женщины становится решительным.

— Я забираю ее к себе, в Россию. Оформляю опекунство. Она моя внучка, моя кровь. Я не брошу ее.

В ее словах — та же безусловная любовь, с которой я отношусь к своим детям. Та же готовность бороться за них, защищать их, жертвовать ради них всем.

— Если понадобится помощь с документами, обращайтесь, — говорит Максим. — У нас есть связи в консульстве.

Женщина благодарно кивает, потом снова поворачивается к внучке. Мария смотрит на бабушку с трогательной смесью надежды и горя. Она еще не до конца осознала, что потеряла родителей, но уже чувствует, что ее жизнь навсегда изменилась.

Выходим из палаты, оставляя их наедине. В коридоре Максим останавливается, смотрит на меня долгим взглядом.

— Знаешь, — говорит он, — после таких моментов понимаешь, что все не зря. Вся боль, все трудности, все испытания... они ведут к чему-то большему.

Киваю, понимая, о чем он. Мой развод, предательство Павла, все унижения и страхи последних месяцев... все это привело меня сюда, в этот момент. К спасению этой девочки. К этой операции, которая изменила жизнь не только Марии, но и мою.

— Мы возвращаемся домой через три дня, — говорю я тихо. — Что будет дальше?

Он понимает, что я спрашиваю не только о медицинских процедурах, не только о формальностях с консульством. Я спрашиваю о нас. О том, что ждет нас после возвращения в Россию, после возвращения к реальности, к разводу, к суду за опеку над детьми.

— Дальше мы продолжим бороться, — отвечает он просто. — За твоих детей. За наше право быть счастливыми. За все то хорошее, что еще ждет нас впереди.

И в этот момент, стоя в коридоре греческой больницы, после восемнадцати часов изнурительной операции, после всех испытаний последних месяцев, я чувствую, как внутри разгорается огонь. Не злость, не обида, не страх. А надежда. Чистая, яркая надежда на будущее.

Может быть, это и значит — сжечь мосты. Не просто разрушить старое, но освободить место для нового. Для новых связей, новых чувств, новой жизни. И пусть горят мосты, ведущие в прошлое. Впереди — только свет.

Глава 27

Аэропорт Домодедово встречает нас моросящим дождем и серым небом. Так непохоже на яркое критское солнце, которое согревало нас последние две недели. Веду детей к выходу, крепко держа Даниила за руку. Его гипс все еще на месте, но настроение уже бодрое — раны заживают, воспоминания о катастрофе постепенно тускнеют.

— Мама, смотри! — Даниил дергает меня за рукав, показывая куда-то вперед. — Это же папа!

Мое сердце пропускает удар. Действительно, у выхода из зоны прилета стоит Павел с огромным букетом цветов и плюшевым медведем. Улыбается, машет нам рукой. Ника рядом со мной напрягается, я чувствую, как она незаметно сжимает мою ладонь.

— Не ожидала увидеть его здесь, — шепчет она.

— Я тоже, — признаюсь честно.

Максим с Полиной идут чуть позади нас. Замечаю, как он мгновенно меняется в лице, увидев Павла, — становится собранным, напряженным. Словно хищник, готовый к атаке.

— Мои путешественники! — Павел раскрывает объятия, когда мы подходим. — Как долетели?

Даниил бросается к нему, обнимает здоровой рукой. Ника держится позади, не спешит приближаться. Я останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки.

— Нормально, — отвечаю нейтрально. — Ты не предупреждал, что встретишь.

— Хотел сделать сюрприз, — он улыбается, протягивая мне букет. — Соскучился по вам.

Букет роскошный — белые лилии и розы, мои любимые цветы. Только Павел никогда об этом не помнил, все тринадцать лет брака дарил стандартные красные розы. Откуда такое внимание к деталям сейчас?

— Спасибо, — принимаю букет механически. — Мы устали, нам бы домой.

— Конечно! — он кивает с энтузиазмом. — Машина на парковке. Я все подготовил — обед, ужин, свежее белье. Даже убрался!

Это уже совсем не похоже на Павла, которого я знаю. Он никогда не занимался бытом, считал это «женскими делами». Что-то определенно не так.

— Береснев, — Павел наконец замечает Максима, и его улыбка становится натянутой. — Спасибо, что сопровождал мою семью. Теперь я сам о них позабочусь.

— Здравствуй, Павел, — отвечает Максим спокойно. — Рад, что ты встречаешь их. Полина, попрощайся с друзьями.

Дети обнимаются, обмениваются контактами, обещают созвониться