Цена любви - Валерия Аристова

всех сил, была ласкова с ним, добра и приветлива. Она говорила ему красивые слова, что-то мурлыкала о любви, позволила поцеловать себя. И когда он уехал, уверенный, что она вскоре приедет в его замок, наконец-то вздохнула свободно.

Сразу после отъезда Симона в замок явилась Матильда. Эстель не стала интересоваться, где она была. Ей было достаточно того, что узнав о ее безумном плане та не сильно возражала. Матильда только кивала головой, соглашаясь на все. Вести дела в замке, пока Эстель не будет. Как долго? До конца Крестового похода. Быть матерью маленькому Виктору. И многое другое.

— Ты же не собираешься принять постриг? — спрашивала Матильда, — ты же не оставишь Виктора навсегда?

— Нет. Я хочу стать сестрой милосердия. Но только до конца похода. Потом я вернусь... ради Виктора.

Мысли свои Эстель не стала озвучивать даже Матильде. Ее так захватило желание ехать в Святую Землю как можно скорее, что ничто не могло удержать ее в замке. На край земли... к Эдуару. И пусть она будет тамплиером. Пусть он будет недоступен для нее. Она все равно будет рядом. Она не позволит ему умереть.

Задача переправиться в Святую Землю оказалась достаточно простой. Эстель отнесла в ближайшее отделение Ордена тамплиеров деньги и получила бумагу с красивыми росписями, которую должна была обменять на деньги в Святой Земле. Там же, в Туре, она сделала огромное пожертвование Ордену, принесла короткие обеты, означающие, что пока она состоит в Ордене, она обязуется соблюдать его устав, и получила облачение сестры милосердия. Белое платье с алым крестом.

Белое платье открывало перед ней все двери. Она удивилась, как легко было путешествовать в облачении. Гостиницы без всякой платы пускали ее на ночлег, а когда она прибыла в Марсель, то первый же корабль, идущий на Кипр, принял ее на борт.

Эстель никогда не видела моря. Ей повезло, и путешествие прошло без происшествий, и она целыми днями могла стоять у борта и любоваться бескрайними синими просторами. В груди ее рос белый цветок счастья, и она ощущала себя невестой, едущей на встречу с женихом. Только теперь женихом ее был Иисус Христос, а Эдуар де Бризе — братом во Христе.

Кипр недавно был завоеван королем Англии Ришаром, и Эстель попала на остров как раз во время празднования его свадьбы с принцессой Беренгарией.

На Кипре Эстель впервые увидела подобных себе. Это были тихие и спокойные женщины в белых облачениях, которые заведовали страноприимными домами, лечили больных и заботились о раненых. Раненых еще не было, на Кипре ожидали приезда двух королей, и ожидание затянулось. Паломников и рыцарей же прибывало все больше и больше, и вскоре у Эстель не оставалось ни единой свободной минуты. Все желающие не вмещались в гостиницы, а больных стало столько, что сестры сбивались с ног. Эстель целыми днями перестилала постели, раскладывала кровати под навесами, разносила пищу для тех, кому требовалась помощь. Многие из паломников не могли позволить себе тратить деньги на еду, и ожидали помощи от Орденов. Эстель не роптала. Ведь скоро, очень скоро, на Кипр прибудет и Эдуар де Бризе. Возможно, она еще успеет отговорить его от безумной затеи. А если же он прибудет в белом плаще, то она навсегда станет его тенью, так же приняв Обеты.

От количества прибывающих Эстель казалось, что Кипр уйдет под воду. Рыцари устраивали празднества, потасовки и пиры в ожидании короля Франции, который опаздывал, и у Эстель было чувство, будто они Филипа никогда не дождутся, а пока будут ждать, подданные Ришара перережут друг друга, и воевать за Иерусалим будет некому.

Эстель ходила встречать каждый корабль. Она всматривалась в лица, ища только одно, но так и не увидела его, каждый раз возвращаясь расстроенная и тихая.

Но вот явился и Филип. Эстель смотрела издали на встречу двух королей, которые обнялись и долго держались за руки, приветствуя друг друга. Красивый, статный Ришар, и длинный, светловолосый Филип на фоне Ришара казавшийся неуклюжим увальнем. С появлением французов надежды Эстель расцвели, она искала среди рыцарей тамплиеров, бросалась к каждому белому плащу, но снова и снова уходила с пирса одна.

Конечно же короли устроили пир, а потом потасовку, и теперь уже примирившиеся между собой подданные Английского короля дружно бились против подданных короля французского. Вскоре на Кипр прибыл и третий король — Ги де Лузиньян, король Иерусалима, и неразбериха только увеличилась. Переругавшись между собой, короли готовы были уже начать большую войну на Кипре, когда Папа призвал их к порядку, и они по очереди начали переправляться в Палестину. Ришар осадил Акру, и надолго завяз в осаде. Филип считал это мероприятие совершенно бесполезным, и долгое время отсиживался на Кипре, но потом пришел на помощь собрату по оружию.

Осада Акры казалась бесконечной. Крестоносцы все плыли из Европы, и, оказываясь в Палестине, попадали под стены Акры, где часто находили свою смерть. Силы крестоносцев не были согласованы, удары каждый король наносил п своему разумению, не считаясь с мнением другого, на место уничтоженных частей приплывали следующие, и их постигала та же участь. Мусульмане прорывали осаду то с моря, то с суши, и не имели недостатка в воде и провианте.

Эстель переправилась к Акре вместе с еще десятью сестрами. Издали она увидела белые стены города, который поглотил уже столько народу. Вдоль стен курсировали корабли крестоносцев вне досягаемости городских катапульт. Крестоносная армия стояла под стенами лагерем, и разноцветные шатры и стяги сияли на солнце яркими цветами. Спустившись на берег, и придя на свое новое место служения, Эстель впервые поняла, что попала в настоящий ад. Вместо паломников, к которым она привыкла, страноприимный дом был заполнен ранеными.

Крики раненых снились ей во сне, когда она наконец-то доползала до своей кровати и падала прямо в одежде, засыпая еще до того, как голова ее касалась подушки. У нее не было свободного времени, чтобы поесть, про отдых речи и не шло. Раненых приносили десятками. Эстель, которая не боялась вида крови и имела хорошую выдержку, вскоре оказалась помощницей главного доктора, к которому приносили тех, кому требовались ампутация или серьезная операция. Люди с раздробленными конечностями, которые доктора отпиливали пилами, просто напоив человека крепким вином. Эстель привязывала пациентов к столу, и вчетвером с другими сестрами держала их, пока врачи делали свое дело. Нечеловеческие крики, вонь, кровь... Эстель накладывала жгуты на обрубки,