Под тенью твоих чувств - Нетта Хайд

Но тут же открываю, когда надо мной нависает тело Тео, и его обнаженные части чрезмерно активно напрашиваются на контакт с моими, закрытыми тканью.

– Хочешь в ад, Скай? – спрашивает он, исследуя взглядом мое лицо: от подбородка до лба.

– Хочу, чтобы ты исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Но, увы, пока действует наше соглашение, пока мне нужны твои деньги, ты никуда не денешься. Так что…

Его колено опускается на диван, и мои бедра рефлекторно разводятся еще шире, позволяя ему плотно прижаться к месту, которое, к моему удивлению, даже не пульсирует от этого взаимодействия.

Но это пока что… Я знаю, что он может сделать сейчас нечто такое, от чего я тут же растекусь в лужу и испачкаю его диван своим возбуждением.

Тео хищно и слишком медленно склоняет голову набок и продолжает считывать с моего лица признаки лжи, правды, желаний и истинных намерений.

Я замечаю, как его зрачки приобретают новые обороты в плавном увеличении, а прежняя беспечная улыбка сменяется серьезностью, впрочем, как и моя теперь.

Он тянется к моей толстовке, пальцами находит шнурок у горловины и, развязывая его, едва ощутимо задевает кожу. Затем скидывает капюшон, освобождая из-под синтетической ткани чуть влажные пряди. Его рука обхватывает бегунок молнии, и, надавив, он медленно ведет его вниз – до самого живота. С каждой открытой полоской кожи по телу пробегает мелкая дрожь, мурашки множатся. От близости. От прикосновений. От странного разговора. От всего вместе.

Он проводит ладонью по моей обнаженной груди, но не смотрит на нее – его взгляд живет в моих глазах. Пока что. А потом он смещается на мои ребра, и его пальцы начинают вырисовывать узоры на метке, которую он оставил восемь лет назад.

Я напрягаюсь и кусаю губу изнутри до вкуса металла, сладости прошлого и горечи настоящего.

– Почему ты не свела татуировку? – обжигающий шепот поражает слизистую даже тогда, когда он не направляет его на меня.

– Денег не хватило, – полуправдивое признание ускользает из губ.

– Одолжить? – спрашивает он, возвращая взгляд к моим глазам.

– Спасибо, но я не беру в долг.

– Я хочу, чтобы ты свела ее.

– А я хочу, чтобы ты перестал делать то, что делаешь сейчас, – выдыхаю, приступая к любимой привычке – ноготь впивается в подушечку пальца и с силой дерет, дерет, дерет его.

– Поиграем в «хочу»?

– Боюсь, мы не вывезем желания друг друга.

Он прикрывает глаза и, пододвинувшись к моей шее, касается ее своим носом и шумно втягивает воздух. Я успеваю схватиться за тоненькую ниточку и предположить, что будет происходить дальше. Решаю оттянуть неблагоприятный исход и задаю вопрос:

– Нравится запах? Скучал по нему?

– Нет, – тихо отвечает он, оставляя шелковую дорожку от впадины ключицы к моему уху. Затем добивает меня, применяя оружие, эффективнее любого огнестрельного: – Слишком дешево пахнет, чтобы помнить его.

Головокружительная одурманенность мгновенно сменяется болезненно ясной трезвостью. В груди нарастает инстинкт – ударить его, толкнуть, потоптаться по его телу. Но я выбираю другое – остаюсь внешне спокойной, будто его слова не задевают мою нежную натуру.

– Какая невероятная удача, что твое обоняние настолько развито, – произношу холодно, мысленно рассекая его череп пополам. – Возможно, это избавит тебя от будущих ошибок.

– Я больше не ошибаюсь.

– Я очень рада за тебя, – произношу ровно, приподнимая его подбородок пальцем и заставляя смотреть прямо в глаза. – Но признайся: если сейчас сделаешь неверный шаг, это будет новой ошибкой. Найдешь потом ту, что приласкает и утешит тебя?

И он делает этот неверный шаг…

Его ладонь проникает в мои штаны, накрывая приблизившуюся к возбуждению часть тела. Он не касается меня наголо, не создает контакт кожа к коже, а лишь проводит пальцами по ткани трусов, вызывая из моих легких тяжелый вздох и заставляя в голове поселиться мысль, что ему неприятно трогать меня.

Он смотрит на меня, не моргая, пока я тщательно пытаюсь спрятать любой намек на чувства под тенью беспечности и стараюсь держать себя в рамках контроля.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул, Скарлетт? – спрашивает он, и что-то в его тоне выдает, что это сделать хочет именно он.

– Нет, – спокойно отвечаю я, непримечательно вгрызаясь во внутреннюю сторону щеки.

Я опускаю руки к своим бедрам, полностью расслабляюсь и не препятствую ему, словно я – всего лишь безвольная кукла с душой внутри пластмассы, наблюдающая через стекляшки вместо глаз за каждым его маневром.

– А если говорить правду? – интересуется он, ошеломляя меня следующим движением: медленным скольжением ладони под тонкую ткань и настойчивым прикосновением к месту, которое я думала, он брезговал трогать.

– А если правду, то…

Он не дает мне договорить – без предупреждения проникает в меня пальцами и дарит рваное наслаждение на грани со смертельной пыткой.

– То что, Скарлетт? Договаривай.

Я вижу, как в его взгляде складывается ожидание, оставляя только требование: честность.

– Не хочу. Ни одна часть тела не хочет. Ни единая.

Его плавные движения резко меняются на дикое желание показать мне, как красиво я умею лгать в моменты, когда мое тело говорит обратное.

Шум сердца, кажется, слышен даже через ярд. По учащенному дыханию можно измерить уровень напряжения. Взгляд, пылающие щеки, трепет ресниц, едва заметные судороги губ – штрихи портрета моей лжи, который, я уверена, он прекрасно видит.

– Куплю полиграф, прикреплю тебя к нему и буду слушать правду каждый раз, когда осмелишься солгать.

– У тебя много денег, – произношу я, царапая свое бедро через штаны, чтобы попытаться не дать телу выдать то, что разум старательно прячет. – Можешь позволить себе делать все, что ты хочешь.

– Прекрасно, что ты отмечаешь мои достоинства, – хмыкает он, не прекращая вкладывать в свои движения всю гамму силы и желания поиметь меня на чувства. – А теперь прикрывай свой рот, закрывай глаза и представляй, что это делаю не я, а твой любимый, о существовании которого я искренне сомневаюсь, – шепчет он, поднимая вторую ладонь и впиваясь пальцами в тазобедренную кость. – Постарайся, Скарлетт. Тебе не верю, но верю в твой талант полностью отдаваться.

И он верит…

Грубо, приятно. Больно, чувственно. Мучительно, сладко.

Но я не слушаю его. Смотрю прямо в его глаза, не позволяю своим ресницам дрогнуть – дрожат лишь колени.

Я не хочу представлять на его месте никого другого. Хочу знать, видеть и чувствовать, что это делает он. Только он. Чтобы воспоминания об этом неповторимом инциденте сжигали меня до смерти часто.

Все, что между нами есть