Клетка - Ариша Дашковская

к нам. Сейчас в упор. И всё. Интересно, кого сначала. Но Вронский стрелять не стал. Оттащил Астафьева, заломив ему руки. Игнорируя отборную ругань и угрозы уволить, вызвал по рации охрану.

Я подполз ближе к неподвижному Лису. Обнял его.

Астафьев смотрел на мои действия, тяжело дыша. Лицо его было красным с проступившим потом.

— Запереть их. В комнату, — прохрипел он. — Завтра одного в бордель, а второго в дурку.

Ребята Вронского подхватили нас, волоком дотащили до моей комнаты. Затолкали в дверь. И заперли.

Голова кружилась, комната немного плыла. Я склонился над Лисом, боясь худшего. Он лежал на полу, скрючившись, в той позе, в какой его оставил охранник. Не двигался. Выглядел жутко. Правый глаз заплыл. Вокруг налился багровый здоровый синяк, затрагивая часть лба и верх щеки. Разбитая губа припухла и кровила. Футболка задралась, обнажив крупные синие пятна на белой коже. Здоровый глаз застыл и смотрел безучастно. Только по тому, что его длинные ресницы периодически смыкались и размыкались, было понятно, что он в сознании.

— Эй, — я слегка дотронулся до плеча. — Пойдем, приляжешь.

Он не пошевелился, лишь губы едва заметно двинулись:

— Зачем? Всё кончено.

— Хотя бы затем, что думать об этом в кровати гораздо приятнее.

— Дурак! — он попытался улыбнуться, вышло страшно.

Я протянул руку, и он после колебаний принял её. Пошатываясь, мы доковыляли до кровати. Я помог Лису прилечь, а сам уселся на пол, откинув голову на матрас.

— На окне решётки. Выбраться не получится, — задумчиво произнёс сам себе.

— Опять строишь планы? Стратег хренов! — сдавленно хохотнул Лис и тут же тихо простонал.

— Живот болит, — пожаловался, а потом тихо добавил: — Чего ты там уселся? Иди ко мне, я подвинусь.

Догадывался, что мой благородный порыв уступить в его пользование кровать не будет оценен, но перечить не стал и лёг рядом.

— Давай я смочу полотенце холодной водой. Так будет легче.

Он покачал головой:

— Не надо. Не нравлюсь таким?

— Нет. Синяки тебе шарма не добавляют. Выглядишь мерзко.

— Тебе тоже досталось от него, — легко прикоснулся пальцами к виску, и я тут же шикнул от боли.

— От стола, если быть точным, — хмыкнул я.

— Ты зачем вообще полез? — в его глухом голосе послышались строгие нотки.

— По-твоему я должен был смотреть, как он тебя убивает?

— Смотреть было не обязательно. Мог бы отвернуться. Но надо было стоять и не вмешиваться. Надо было.

— Надо было зарубить его топориком для мяса! Как я не додумался?

— И хорошо, что не додумался! — символично постучал меня по лбу кулаком Лис.

— Жаль, я не Глеб. А то бы навалял ему, как следует!

— Кто такой Глеб? Расскажи.

Мне показалось, что он просто хочет замять тему с Астафьевым, отвлечься от своих мыслей. И я рассказал и про Глеба, и про Настю, и про родителей, и про бабушку, и про то, что произошло в тот вечер в подвале. Лис слушал внимательно, иногда задавал вопросы. Выражение его лица менялось, иногда мрачнело, иногда застывало. Его ладонь лежала поверх моей руки. Может, поэтому рассказывать было относительно легко.

— А ты… Ты расскажешь мне о себе?

— Тебе правда это интересно?

— Правда, — жёстко ответил я.

— Ну слушай, — смирился он, видимо осознав, что после того, что я выложил отказываться будет слишком некрасиво. — Когда-то давно, в другой жизни у меня была семья. Настоящая, любящая. А потом её не стало. Мне тогда было четырнадцать. Он ехали забирать меня из лагеря на своей машине. На серпантине водитель фуры не справился с управлением, её занесло. Наша машина сорвалась в обрыв. Никто не выжил. Ни мама, ни папа, ни братишка. Бабушек-дедушек у меня не было, а у остальных родственников хватало своих проблем. Так я оказался в детдоме. Сначала было трудно, потом как-то втянулся. А когда до выпуска оставалась пара месяцев, приехали люди. Обычные люди. Ничего особенного, ничего странного. Люди, как люди. Предложили в качестве спонсорской помощи горящие путевки в санаторий в Анапу. Автобус сразу организовали. Вот только везти они планировали лишь пятнадцать выпускников. Воспитатель торжественно зачитывала в актовом зале фамилии счастливчиков. Вызывала по одному на сцену, и мы стояли, как придурки, слушая жидкие неискренние аплодисменты и завистливые шепотки тех, кому не повезло. Отобрали девять парней и пять девчонок. Дали полчаса на сборы. Несколько человек и я в их числе не хотели ехать, но кому было интересно наше мнение. А потом нас проводили к автобусу, и мы поехали. Вот только за пределы города так и не выехали. Автобус остановился у забора в три твоих роста. А за забором оказался настоящий ад.

Лис замолчал, прикрыв здоровый глаз. Сглотнул. Сердце моё тревожно замерло.

— Двоих не особо понятливых убрали в первые сутки. Показательно, на глазах у остальных, чтоб не рыпались. Месяца через два куда-то увезли Светку и Ирку. Больше я их не видел. Дэн умер от травм примерно в то же время. Умный бесконфликтный тихоня, распланировавший жизнь на десять лет вперёд, закончил её в борделе. Я не знаю, что с ним делали, но я слышал его вопли и случайно увидел его тело. После этого я подсел на герыч. Вернее, мне помогли подсесть. Я не знаю, смог ли бы выжить без этого. Каждый из нас выживал, как мог. Нас переломали и переплавили, а потом собрали заново по своему вкусу. Мы перестали быть теми, кем попали сюда. Прежних нас больше не было. Я сдружился с Максом, с которым в детдоме был в вечных контрах. На самом деле, он был не таким уродом, как я о нём раньше думал. Был… Умер от передоза незадолго до того, как Астафьев выкупил меня. После года ада.

Я смотрел на него, как на бога, как на спасителя. Лучше выполнять все желания одного, чем находиться в вечном страхе, от мысли, что принесёт с собой следующий день. Новый день — новые монстры, разные внешне, но с одинаково гнилым нутром. Среди них попадались те ещё извращенцы, — уголок рта Лиса нервно дёрнулся, он помолчал, а потом добавил с едкой горечью: — А для него я остался просто шлюхой, симпатичной, безотказной и безмозглой.

Вот уж правда, всё относительно. То, что пережил я, не было столь ужасающим, как-то, что пришлось испытать Лису. Во время его рассказа, сердце заполняла боль, а теперь казалось, что ещё немного и его разорвёт. Я спрятал лицо у него на груди, чтобы он не увидел увлажнившихся глаз. Обнял его.

— Ты не шлюха. Ты самый лучший. Для меня.

Он не ответил, запустил пальцы