Пес бездны, назад! - Анастасия Разумовская

В моём мире, когда суд заходил в подобный тупик, призывали Бога. Истца пытали. Впрочем, это было в случае добровольного согласия. Если истец на пытках подтверждал обвинение, то оно считалось доказанным. Здесь же было не так.

— Напрасно вы меня не послушались, — заметил Яша.

— Если вы знали, что вас посадят, то зачем…

— Да плевать на это, — он раздражённо дёрнул плечом. — Не берите в голову. Я даже не помню, год, два или сколько там мне полагается.

Мы дошли до калитки.

— Вы зайдёте к нам? — спросила я.

— Нет. И, кстати, вас там ждут.

Он мотнул головой в сторону, я оглянулась и увидела Германа. Он стоял рядом со своим ведровером и смотрел на нас. Увидел, что мы его заметили и шагнул навстречу:

— Алиса Романовна, мне очень жаль, что произошло то, что произошло. Приношу вам свои извинения за Веру. Нам нужно поговорить. Пожалуйста.

— Соглашайтесь, — шепнул Яша. — Обязательно. Всего доброго.

Вскочил на мотоцикл, машина под ним взревела и рванула с места.

* * *

Осень то плавилась, то её знобило. Ночью к ней пришёл волк и лёг у стенки. Девочка обхватила мохнатую шкуру, зарылась в неё лицом. Волк лизнул её лоб. Когда-то Осень с классом ходила в зоопарк и ещё удивлялась, что волки, в сущности, не крупнее средних собак. Но этот был совсем другой. Огромный, как… как огромный волк — другого определения пылающий мозг не подобрал. «Я брежу», — поняла девочка и зарылась в мех поглубже. Он был чистым, мягким, прохладным и только совсем чуточку пах влажной псиной.

Утром Алиса напоила сестру чем-то сладким и тёплым и ушла, оставив на столике фрукты и морс в трёхлитровой стеклянной банке. Пахло горелым, видимо, сестра попыталась сотворить что-нибудь вкусное. Осень лежала и смотрела в потолок. Потом залезла в телефон, нашла и прочитала стихотворение Анны Андреевны. Заплакала устало. И тогда пришёл он. Откуда в пустой квартире взялся Эй, Осень не поняла. Она увидела парня, когда тот присел рядом на смятую постель.

— Привет.

Девочка молча отвернулась к стенке. Сморгнула слёзы. Она была очень слаба и постоянно плакала.

— Эй, — тихо позвал он. — Ты сердишься?

— Нет, — бесцветно ответила Осень.

Он коснулся ладонью её лба.

— Ты злишься, что я тебя заблокировал, да? Я снял блокировку.

Девочка не ответила. Эй вздохнул.

— Я не умею разговаривать с детьми.

Осень промолчала.

— Мне уйти? — уточнил он.

Она не ответила. Эй зло выдохнул, скинул кроссовки, лёг рядом:

— Подвинься, — рыкнул грубо и осторожно подвинул её к стенке.

— Это моя кровать, — заметила Осень.

— Пофиг.

Девочка повернулась к парню и посмотрела на него большими воспалёнными глазами. И снова промолчала. Он обнял её правой рукой, и Осень ткнулась в его вишнёвую клетчатую рубаху.

— Не люби меня, пожалуйста, — шепнул Эй. — Ни как друга, ни как брата, ни как парня. Не стоит.

Девочка задохнулась. И надо было бы послать его к чёрту, но она была слишком слаба, только спросила измученно:

— Почему?

— Тебе будет больно. Я всегда причиняю боль, это моя природа. Но тебе зла я не хочу.

— Почему?

Эй закрыл глаза. Промолчал. Она коснулась горячим лбом его щёки, закрыла глаза:

— Тот волк ночью это был ты?

— Да. Кто ж ещё? У тебя ещё есть знакомые волки?

— Почему ты то спасаешь меня, то… то такой хороший, то прям омерзителен? То приближаешь, то отталкиваешь?

Он задумался.

— Не знаю, — признался честно. — Ты всегда вляпываешься в какую-то беду. И мне приходится тебя вытаскивать. Я не люблю это делать. Я не герой, не спаситель. Я — зло воплощённое, тьма и вообще. Настоящий я — тот, который омерзителен. Но тебя я вынужден спасать.

— Зачем? — Осень всхлипнула и снова уткнулась в него. — Зачем, Эй? Почему ты не бросишь меня. Что бы я не… чтобы…

Эй обнял её обеими руками, прижал к себе:

— Я объясню. Только выслушай. Ты — мой маяк. Мы с тобой связаны, Осень. Не могу тебе объяснить всего, но кое-что скажу: самостоятельно из Зазеркалья не выйти. Никому. Никогда. Если у человека есть маяк, он выйдет, если нет — нет. Есть только один способ покинуть зеркальный плен тому, у кого нет маяка: надо чтобы кто-то поменяться с тобой местами. Добровольно.

— И ты хотел, чтобы я…

— Да. Ты была такой жалкой, напуганной, несчастной. Я знал, что рано или поздно ты сломаешься и согласишься на обмен.

— И я бы осталась в Зазеркалье навечно? Одна? Без возможности покинуть его?

— Да.

Осень снова всхлипнула. Потом всхлипнула сильнее.

— Не надо, — прошептала жалобно. — Я не хочу этого знать…

— Ты должна. Не надо считать меня своим ангелом. Первоначально план у меня был именно таким. Но всё получилось иначе: ты меня позвала, я пришёл и тебя спас. И ты стала моим маяком, понимаешь? Моей привязкой. Если что-то случится с тобой, меня затянет обратно.

Она расплакалась, тихо и безнадёжно. Эй бережно прижал её к себе, зарылся в мокрые волосы.

— Тш-ш-ш, моя девочка. Послушай сказку. Жила была тьма. Она была чёрной-чёрной, беспросветной. Однажды тьма случайно испачкалась светом, и на её прекрасном чёрном-пречёрном плаще появилась маленькая звёздочка. Тьма очень испугалась и принялась отряхиваться, оттираться, но вместо того, чтобы исчезнуть, белая точка превратилась в две, а потом в три, а потом их стало целое звёздное небо.

— Разве это плохо? Когда звёздное небо?

— Ужасно, — честно признался Пёс. — Свет — это смерть. Для меня.

— Почему?

— Я создан тьмой, бездной, я — её верный Пёс. Моё предназначение — карать и уничтожать. Я — машина для убийств, и, если начну жалеть и сострадать, перестану быть её Псом. И тогда бездна самого меня сожрёт.

Он повернулся к ней, лёг боком и прямо посмотрел в глаза. Осень вздрогнула, увидев в них что-то странное. Эй же не может бояться, нет? Задрожала, зажмурилась:

— Ты меня обманываешь, это всё сказки!

— А переход через зеркало — тоже?

— Но я же не свет, — возразила девочка, снова жалобно посмотрев на него. — Я тоже плохая, и я… Я эгоистка. И я злюсь, и…

Эй чуть боднул её лбом, усмехнулся:

— Это неважно. Ты не свет, и не добро, да. Но всё это неважно.

— А что — важно?

— Осень, — хрипло прошептал парень, — ты — мой маяк. Так уж получилось. Если с тобой что-то случится, меня затянет снова в Зазеркалье. Я перестану быть. Замру, как муха в янтаре. Но и с тобой рядом я быть не могу: моя тьма слабеет.

— Почему?

Она произнесла этот вопрос почти беззвучно. Эй заглянул в её