Вскрытие покажет любовь - Марта Заозерная

все соображения совести, я хотела ребёнка от мужчины, которого любила. Отсутствие положительного результата на тесте – главная причина моего отказа выходить за него замуж. К тому же, много лет назад, мы с моим парнем тогдашним старались целый год. Результат понятен, я думаю.

- Папуль, давай не будем. Я границы вижу, не перехожу их. Хороший, одинокий мальчик. Пока идет следствие, а скорее и после него, матери его не вернут. Я просто хочу его поддержать. Речь же об усыновлении не идет.

Папа скорость даже снижает. Смотрит на меня, головой качает.

- Не смотри так на меня. Я иногда задумываюсь об этом. Пару лет и надо что-то решать. Я объяснить тебе даже не могу, насколько мне это важно, - сжимаю ладони, комок печали проглотить пытаюсь.

- Малыш, только без глупостей. Очень тебя прошу.

Заверяю папулю, что крыша моя на месте. Дети не являются самоцелью, но и счастье для меня без них неполноценно. Анализируя свои желания я пришла к выводу, что быть матерью одиночкой я готова, а жить с мужчиной, не имея детей, нет.

Считывает он меня хорошо, поэтому остальную часть дороги мы говорим на отвлеченные темы, шутим, периодически он меня щелкает по носу, как в детстве. Возможно, затянись мой отпуск ещё на пару недель и я от него совсем не решусь уезжать. Всем своим видом он меня вопрошает – «Уверена, что хочешь уезжать? Может останешься?». Иначе говоря – я чувствую себя нужной. Это бесценно.

Входя в палату меня охватывают противоречивые чувства: грусть, волнение, сострадание, трепет. Эмоциональная волна меня разве что с ног не сбивает, когда на губах Родиона при виде меня улыбка появляется. Он рад не гостинцам, а именно мне. Тянется ручкой здоровой обнять. Надо как – то дышать, а воздуха нет.

- Ты пришла! – восклицает. – А мне сказали, что уже не появишься. Сказали, что ты уехала, - последние слова со всхлипом выходят из малыша.

- Я же обещала тебе. Обещания должны быть незыблемы, их сдерживать обязательно надо.

Доверие в его взгляде трогает. После того, как познаешь предательство самых близких его вообще не остаться может. Оно противоестественно, но все же есть в мальчугане.

- Я тебя очень прошу, кушай хорошо. Пожалуйста, - касаюсь его головы, короткостриженой.

Глубокие влажные ожоги по всеми телу. Хирургам – термистам работать с ним и работать, но после того, как скорректировали обезболивающее и его дозировку, он начал охотнее есть. Без слез. Хотя, полагаю, после слов отчима «Жри, раз голодный» и последующих страданий, связанных тесно в приготовленной пищей у ребенка на всю жизнь может травма остаться. Когда он делился со мной, от ужаса, жалости к Родиону, и отвращения его отчиму на затылке волосы шевелились.

- Обещаю! Тут так вкусно готовят. Я всё буду есть! Тогда ты ко мне приедешь ещё?

Я не из тех, кто губы свои жуёт, но сейчас вгрызаюсь, чтобы не расплакаться. Боже, в больнице вкусно готовят?! Маленькое солнышко, которое в жизни ничего не видело. Еды нормальной не видело.

Как можно не ценить то, за что другие умереть готовы? В моей голове не укладывается…

- Приеду, и мы с тобой погуляем, ты к тому моменту бегать будешь, - обнять очень хочется, но страшно. Только правая часть тела более – менее нетронута осталась.

В том, что всё так и будет – уверена. Помощь оказана своевременно, сгоревшие ткани не успели убойную дозу токсинов выбросить в кровь. Почки остались относительно целыми.

Мы с ним разговариваем, делаем перевязку, играем. Стараюсь максимально отвлечь человечка. Светлый лучик о который можно погреться.

После обеда, когда с папой возвращаемся к ним домой, прощу навещать Родюшу, передавать допустимые вкусности. То, что он любит узнала, как только вышла от него, записала в закладках.

Глава 40

Глава 40

Бизнесс класс российских авиакомпаний, совсем не такой как в других странах. Несмотря на это и на мои протесты, папа решил излишне потратиться. И теперь я и мои длинные ноги сидим с удобством для наших коленных суставов.

Обцелованная и полностью удовлетворенная в потребности обнимашек. Богдан Анатольевич и Марк Борисович справились на отлично с задачами, поставленными перед провожающими. Летя к родителям, я не думала, что возвращаться буду с тяжестью на душе. Дома меня никто не ждет. Не считая Наташки – дурашки, которая погостила у родителей несколько дней, затем три дня с мужем провела и вернулась домой.

Так я думала до того момента, пока не увидела ее лучезарную в зале прилета аэропорта. Лыбится, машет мне, высоко подняв руку вверх, качает ею как маятником. В руках небольшое каланхоэ держит. Яркая, эффектная барышня, ее невозможно не заметить в толпе, спустя несколько мгновений замечаю рядом с ней девушку. Среднего роста, короткостриженая, коренастая, одета в рубашку поло и темные джинсы, ноль макияжа. Интересненько…Наташа очень серьёзно относится к внешнему виду людей. Особенно девушек.

Стоит мне подойти ближе, как подруга на шею бросается, норовит меня в губы поцеловать, успеваю увернуться в последний момент, вскользь края губ касается. Немножко, но всё же я в шоке.

- А вот и моя скромная девочка, - представляет меня своей спутнице. После того как мы сдержанно здороваемся, она продолжает. – Алёна у нас не любит на людях чувства свои проявлять. Зато любит всё живое. Да, малыш? – протягивает мне горшочек с цветком.

Актриса больших и малых погорелых театров. Нашла интересный объект и распинается. Так и дала бы ей в лоб. Но вместо этого забираю свой презент, и беру Нату под руку, под пристальным взглядом новой знакомой. Понимаю, что Наташа наплела тут с три короба, за ней не заржавеет. Может и сказки писать.

- Что за цирк? – спрашиваю, когда мы вдвоём остаёмся.

У нас с ней поздний обед совместный, в кафе. Скоро я в вещи влезать перестану, в самолете поела, сейчас кофе с пирожным. С завтрашнего дня начну разгружаться.

Человек я вполне адекватный, как мне кажется. Но сейчас, движимая силой непонятной, касаюсь ладонью своего живота. Там никого. Плоский.