Невеста генерала Грозы - Соня Мишина

Мои ноги несли меня сами, с каждым мгновением все более уверенно и целенаправленно. Не быстро, но без колебаний. Мимо одного безликого шатра, мимо другого. Я не смотрела на них. Я слушала ту тихую нить, что вела меня сквозь молочную пелену. С каждым шагом внутри все громче звучало одно-единственное имя: Гроза. Я почти не видела дороги, но знала: он здесь. За этой тканью. В этом шатре.

На подруг, и тем более на двух других девиц, я больше не оглядывалась. Было не до того. Меня вела абсолютная уверенность, что я увижу в шатре, до которого оставалось всего пара шагов, Грозу. Впервые — в облике дракона. Я запретила себе даже пытаться представить, каким я его увижу. Все равно действительность обещала быть грандиознее любых ожиданий.

И так оно и вышло.

Я подошла к тяжелому пологу из грубой ткани, взялась за край и, глубоко вдохнув, резко его подняла. На меня повеяло послегрозовой свежестью, влажной землей и чем-то диким, звериным.

Внутри было темно, как в пещере. Я шагнула в эту тьму, словно нырнула с головой в омут, и ткань с глухим шорохом упала за моей спиной, отрезав дорогу назад.

И тут вспыхнул свет.

Он родился не от факелов и не от свечей. Это было холодное, безжалостное сияние, исходившее от самого дракона. Его огромная, покрытая темно-серой чешуей с синеватым стальным отливом громада занимала почти все пространство шатра. Чешуйки, каждая с ладонь величиной, испускали свет, словно туча, вобравшая в себя всю ярость небес и теперь светящаяся изнутри. Дракон сидел, чуть сгорбившись, поджав задние лапы и опираясь на прямые передние, и был похож на бурю, запертую в клетке.

Левая передняя лапа, нарочно или нет, оказалась искусно спрятана: прикрыта опущенным до земли левым крылом, кожаные перепонки которого были прошиты прожилками, похожими на молнии. Кончик длинного гибкого хвоста, усеянного роговыми наростами, лежал поверх крыла, создавая двойную защиту.

Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как свет, исходящий от дракона, пронзает меня насквозь.

А потом подняла взгляд и встретилась с его глазами.

Это были не глаза зверя. Это были две маленькие бушующие грозы. Радужки мерцали ослепительными бело-голубыми сполохами, как небо в эпицентре урагана. В них не было ни ярости, ни любопытства. Только бесконечное, всепоглощающее ожидание.

А над головой дракона, между величественными, витыми, как громовые стрелы, рогами, билась и переливалась крошечная зарница. Она шипела и потрескивала, осыпая морду и загривок зверя синеватыми искрами. Магия? ― Да и нет! Сама суть Грозы ― беспокойный небесный огонь, готовый полоснуть, разорвать мир перед собой в любое мгновение.

Дракон не рычал, не двигался. Он просто был. И в его молчаливом присутствии ощущалось больше мощи, чем в любом реве. Воздух в шатре гудел низкой, едва слышной нотой, от которой вибрировали кости.

Он ждал, и в его позе, в блеске чешуи, в тихом гуле, исходящем от него, будто звучало: «Это твой последний миг, чтобы развернуться и уйти. Потом будет поздно!»

Я стояла не перед человеком и даже не драконом, а перед воплощенной стихией, и понимала: никакой браслет не спасет меня, если эта стихия решит, что мое время вышло.

Бежать я не собиралась. Но на меня вдруг навалилась невероятная тяжесть. Словно на сапоги мгновенно налипли целые сугробы мокрого слежавшегося снега. Ноги, еще секунду назад легкие и послушные, стали чугунными. Сделать шаг вперед казалось подвигом. Воздух загустел, как кисель, и каждый вдох требовал усилия.

Но я помнила, зачем пришла.

Я аккуратно сняла с руки Грозовой браслет. Покачнулась, оторвала от земли пятку, потом носок. Продираясь сквозь невидимую, но ощутимую бурю, сделала первый шаг. Второй. И ― ничего не произошло. Дракон не шелохнулся, только затаился, задержал дыхание.

Тяжесть никуда не исчезла, но стала чуть более привычной. Настолько, что я поняла: справлюсь. Дойду. И, слегка задыхаясь, волоча ноги, преодолела еще пять шагов. Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы оказаться на расстоянии вытянутой руки от Грозы. Это было так близко, что я ощутила тепло его дыхания, а волоски на моих руках приподнялись под действием силы, исходящей от дракона.

И тут мои силы кончились. Я хотела наклониться и положить браслет к лапам Грозы, а вместо этого ― осела, почти упала на колени. Браслет выпал из ослабевших пальцев, прокатился последние полшага и ткнулся в краешек драконьего крыла.

Громада драконьего тела встрепенулась. Крыло отдернулось, поднимаясь. Хвост, напротив, рванулся вперед ― подхватить родовой артефакт, которому было не место в пыли. Подхватил, и тут же Гроза замер, осознав, что произошло.

Теперь я видела его лапу. То тщательно скрываемое увечье, которое вынуждало его стыдиться себя и сторониться других.

Крыло мгновенно метнулось обратно в тщетной попытке вернуть покров тайны, и тут же бессильно повисло, потому что было поздно: я уже все видела.

И, признаться, ожидала худшего: сочащихся серой язв. Заскорузлых, покрытых налетом трещин с грубыми краями. Наростов бледно-розового дикого мяса… Да мало ли какие следы способна оставить на теле ― драконьем или человеческом ― проклятая магия хаоса?

Лапа Грозы оказалась бугристой, словно под тонкую мелкую чешую, больше похожую на рыбью, чем на драконью, кто-то натыкал вразнобой еловых и кедровых шишек, разнообразных бобов и горошин. Когти на больной лапе были недостаточно длинными и прочными, в них проглядывали следы суставов, присущих человеческим пальцам. Чешуя выглядела влажной, покрытой тонким слоем слизи.

― Неполный оборот? ― предположила я вслух и потянулась к лапе руками, чтобы подхватить, приподнять, разглядеть получше. Может, даже прощупать, как привыкла прощупывать руки-ноги старших братьев и младших сестер, у которых ни десятницы не проходило без травм и ранений. И ― погладить, бормоча приговор, снимающий боль.

Дракон чуть приподнял лапу, но тут же остановил свое движение на полпути. Видно, и сам не мог решить, чего хочет ― отдернуть ее или, напротив, подать ее мне, доверить моим рукам.

― Тш-ш, ― зашептала я, пытаясь простыми звуками усмирить саму стихию. ― Тш-ш… Я осторожно! Подую, поглажу…

Дракон издал звук ― что-то среднее между кашлем и смешком. Кажется, он совсем растерялся от неожиданности. От того, что я не стала испуганно шарахаться, брезгливо морщиться или падать в обморок. И прежде, чем он успел опомниться, мои ладони подхватили больную лапу снизу и чуть сзади, поддерживая, приподнимая.

— Это так похоже на перекрученные корни пораженных хаосом деревьев, ― проговорила я, чувствуя, как сердце в груди расширяется,