Защити меня от… себя! - Елена Грасс

Видя это, мы старались не касаться этой темы. А надо было касаться! Надо было трубить во все колокола! Может быть, он тогда вышел из этого ужасного состояние раньше, чем… — не договаривает.

— Ну, признаваясь мне, видимо, хотел как-то оправдаться за свой…— недоговариваю теперь и я следом, подхожу к окну и отворачиваю лицо. — Всё, что я хотела, это чтобы мы были вместе. Да, не всё ладилось, не всё у нас было хорошо, но я, по крайней мере, хотя бы старалась. А старался ли он? Иногда мне казалось, что эти отношения нужны больше мне, чем ему. Я всё это терпела до определённого времени. Пока…

Как сказать Лике о том, что он сделал со мной? Пытаюсь подобрать слова.

— Наташа, прекрати нервничать. Милая, я не враг. Тебе нельзя беспокоиться! — Лика неожиданно подходит, обнимает меня, прижимает к себе, а потом тянет к дивану, приглашая присесть.

Она чужой мне человек, я обычно не обнимаюсь с теми, кого совершенно не знаю, но сейчас эти объятия мне необходимы и очень желанны.

Больше не могу сдержать слёзы.

Сколько раз я старалась держаться⁈

Запрещала себе, убеждала себя, что плакать не нужно, слезами горю не поможешь. Нужно жить дальше и двигалась вперёд.

А сейчас вдруг в этих объятьях расплакалась. Всё, больше не могу, пусть Лике, но отдам всю ту боль, что во мне жила это долгое время.

— Поплачь, солнышко, — приобнимает меня за плечи, — может станет легче.

— Прости, пожалуйста, — наспех вытираю бегущие слёзы.

— Не надо извиняться. Если тебе хочется плакать, плачь. Иногда от этого становится легче.

— Согласна, тем более всё это время я практически не плакала.

— А может, стоило? Помогло бы! Знаешь, как я иногда хитрю? Зная, что на Мирона действуют самым волшебным образом мои слёзы, я иногда даже специально плачу, — хитро улыбается.

— С твоим братом это никогда не сработало бы.

— Ну, кто его знает, попробовать в будущем стоит…

— Наше будущее неясно…

— Наташа, шансов на примирение нет? — спрашивает уже то, ради чего, скорее всего, и приехала его сестра.

— Думаю, нет.

— Но может быть, попробовать ради ребёнка? Он очень хотел детей, но…

— После такого поступка я не смогу его простить. Если бы ты знала, что он сделал.

При ней не получается, не решаюсь произнести это вслух.

— Я знаю, Наташенька.

— Но как…— теряюсь. — Мы точно об одном и том же говорим?

— Уверена! Ну, только если он больше ничего дополнительно не накосячил. Наташа, хватит ходить вокруг да около. Я знаю, что Влад изнасиловал тебя. Сказать не решаешься?

Киваю и снова начинаю плакать. В этот раз ещё сильнее, уже практически до истерики.

Она прижимает меня к себе за плечи, не отпускает и позволяет выплакаться.

Ну вот уже и кто-то кроме нас с Владом знает нашу реальную историю.

Мне тяжело было носить её в себе, ни с кем не обсуждая.

— Я не плакса, — успокоившись, хлюпаю носом, — просто нахлынули эмоции. Ты приехала, я сказала тебе правду, и меня понесло. Прости, пожалуйста.

— Всё понимаю. Если тебе стало легче, значит, я уже приехала не зря. Но поскольку времени у нас немного, я скажу, всё, что хотела. Позволь?

— Конечно.

— Влад очень изменился после того, что сделал. Я еле клещами из него вытащила информацию. Он таился несколько месяцев, но я видела — что-то случилось. Настояла, он мне рассказал. Я против насилия, говорю сразу! И так же, как и ты, хотела его прибить! Но он мой брат, сама понимаешь, и притом любимый. А для любимых мы всегда, до последнего будем искать оправдания. В любом случае ничего уже не изменить.

Лика с вопросом в глазах смотрит на мой живот и я догадываюсь, что она просит разрешения погладить его. Киваю.

Владу не позволяла, а ей позволю. Она не причинит мне зла, я уверена.

— Маленькая… — улыбается. — Скоро у моих девчонок будет ещё одна сестричка. Какое счастье! Наташенька, ваша дочь родится скоро, и как сложится её жизнь, будет зависеть только от вас двоих. Но в этом случае, конечно, больше от тебя. Я ни в коем случае не давлю на тебя, но, признаюсь, Влад, когда приезжал пару раз в город, тащил меня в магазин с детскими вещами.

Да, я помню, как он привёз гору вещей для малышки.

— Он был там настолько счастливым, когда забывался какова реальность, что мне было больно смотреть. Понимаешь? Наташа, он уже любит эту малышку. Любит так, как не любой отец любить родного ребёнка будет. Позволь ему хотя бы быть как можно ближе к дочери. Позволь познать счастье отцовства.

— Но как это сделать?

— Он обставил детскую в своём доме.

— Я не поеду к нему жить, — обрубаю.

— Как же тогда выходить из положения, чтобы оба родителя были рядом?

— Пусть приезжает к нам хоть каждый день! — стою на своём.

— То есть ты вернёшься в город? Просто мы переживаем все, что ты здесь решила остаться.

— Вернусь, — киваю, понимая, что и для ребёнка так будет лучше.

— Отлично! Уже прогресс! — улыбается счастливо. — А я, признаться, боялась, что дело безнадёжно!

У Лики звонит телефон.

— Мирон! Что? Всё, скрываюсь! — кладёт трубку, подскакивает, целует меня в щеку, обнимает. — если Влад узнает, что здесь была, надерёт мне задницу, как в детстве. Так что, прости, мне пора, он едет домой.

Смотрю на убегающую Лику и снова завидую Владу. У меня никогда не было такой поддержки, как есть у них в лице друг друга.

Глава 41

Сегодня снова кружится голова, до такой степени, что приходится часто ложиться на кровать, чтобы стало легче. Боюсь, упаду, и случайно на живот.

Дочка моя пинается очень активно. Не знаю, может ей не нравится сидеть внутри, ведь и ей моё давление причиняет дискомфорт.

Скорее всего, придётся возвращаться в город в самое ближайшее время.

Правы и Влад, и Анжелика, да и я сама всё чаще задумываюсь об этом.

При условии того, что я прочитала про поздний токсикоз, понимаю всё отчётливее: здесь совершенно не та медицинская помощь, которая мне может потребоваться.

Да и не только мне, потому что дочке только восемь месяцев, она не до конца