Кармен. Комсомол-сюита - Зоя Орлова

подтянуть к себе. Я не далась, вскочила и заходила по комнате. Что-то поднималось во мне, темное, тягостное, что-то такое, о чем я не задумывалась, но меня это тяготило. Только сверкнула мысль: «Сейчас выскажу все!», и меня понесло…

— Я так не могу больше, — выдохнула я, с трудом выталкивая из груди воздух, скопившийся мелкими рваными вдохами. — Нам же не о чем говорить. Нам совсем не о чем говорить, Леша. Каждый раз говорю, в основном, я, а ты просто слушаешь. Я чувствую себя каким-то телевизором, приемником, который вещает без перерыва на всех волнах. — Я остановилась между стопками журналов и оперлась о подоконник. — Ты ни разу не поинтересовался, как проходили у меня репетиции, было ли мне трудно или страшно. Ты не читал ни одной моей публикации. А когда я однажды сказала, что хочу сегодня просто отдохнуть, отоспаться, потому что устала, пока работала над сложной статьей, ты помнишь, что ответил?

Алексей округлил глаза, брови поднялись от удивления.

— Чего ответил? — переспросил он.

— «Статейки писать — не бревна таскать. С чего ты там устать-то можешь?» — вот что ты сказал. И это было чертовски обидно, Блинов. Ты не уважаешь свою работу, потому что она тебе не интересна. Ты не уважаешь мою работу, потому что не считаешь ее чем-то стоящим, серьезным. И при этом ты ревнуешь меня к каждому фонарному столбу! Без всякого повода! Я так больше не могу.

Меня била мелкая дрожь, пальцы сводило ледяной судорогой. Я боялась сейчас только одного — что расплачусь и не смогу сказать все, что должна, что давно хотела высказать.

За дверью послышались шаги, шорох одежды, бряканье ключей. Потом раздался металлический щелчок замка. Это Блинов-старший ушел. Мы остались в квартире вдвоем.

Леха поднялся, подошел вплотную. Я уперлась руками ему в грудь, но он легко сгреб меня и крепко прижал к себе.

— Кирюша, ну ты чего? Чего взбутетенилась-то, малышка? Чего обиделась-то?

— У меня такое чувство, что тебя интересует только одно, только физиология, понимаешь? А мне не хватает… — я с трудом дышала, стиснутая его ручищами, — … не хватает умного общения, понимаешь? А те, с кем оно могло бы быть, получают от тебя по морде. Я так не хочу! Я не могу больше прятать свои интересы, не могу больше прикидываться простой, недалекой, непритязательной… Не могу и не хочу!

— Дак и не надо, Кирюша! Ты ж мне такая и нравишься, малышка! Пушиночка моя сладкая…

Он стал целовать меня, а я вертелась, пытаясь вырваться, но куда там… Он легко поднял меня на руки, шагнул на кровать. Едва я открывала рот, чтобы что-то сказать, он накрывал поцелуем, я не успевала отдышаться. Одной рукой он ухватил меня за запястья и закинул мои руки наверх, свободной рукой задрал юбку и быстро стянул колготки и бельё. Я брыкалась, но понимала, что физически не смогу пересилить, не смогу противостоять. Леха по-хозяйски закинул мою ногу себе на плечо и, устроившись поудобнее, вошел нескромным движением. Он не торопился, двигался жестко, не переставая закрывать мой рот глубокими, наглыми поцелуями. И это было долго. Так долго, что я выдохлась. Он почувствовал, как бессильно обмякли мои руки, обрадованно облапал мои бедра и вбивался так, что, казалось, пробьет меня насквозь вместе с кроватью.

— Мне больно… — осипшим голосом прошелестела я.

— Потерпишь.

— Мне больно! — повторила я и из последних, жидких силенок дернулась из-под него.

— Стоять, Зорька! — Леха больно впился пальцами мне в ягодицы и только сильнее прижал к кровати своим ужасно отяжелевшим телом. — Думаешь сбежать в ванную, выполоскаться? Нет уж, терпи, сучка моя сладкая, терпи…

От боли я закусила губу и зажмурилась. Перетерпеть. Переждать. Не вечно же это будет длиться…

Когда все закончилось, Лешка продолжал лежать на мне, прижимая к меховому покрывалу и не позволяя двинуться.

— Я хочу, чтобы ты забеременела, — наконец, сказал он. — Тогда и вопросов не будет. Женимся по залету, и никаких проблем.

— Нет, не женимся, — тихо проговорила я. — Ни по залету, ни по пролету. Я не хочу за тебя замуж.

— Это ты просто из вредности так говоришь. Норовистая кобылка… Ничего. Все девушки хотят замуж. И ты такая же. Никуда не денешься. Считай, я тебе сегодня ребенка заделал, — самодовольно говорил Алексей. — Я же знаю, когда у тебя «красная армия» наступает, посчитал. Так что залетела ты сегодня, малышка моя, даже не сомневайся.

Если бы я не задыхалась сейчас под ним, я бы расхохоталась, наверное. Какой предусмотрительный, гад! Он мои особые дни, видишь ли, высчитал. Какой молодец! Наверное, мамаша-гинеколог подсказала. Ну-ну… Только у меня загиб матки, а еще я кое-что принимаю от нежелательной беременности. Моя мудрая мама прислала в свое время целую коробку импортного препарата, который в аптеках не достать, «волшебные таблетки, которые делают женщину свободной».

Я не удержалась и спросила с ехидством:

— А если я предохраняюсь?

— Не-а, не ври, — уверенно ответила синеглазая тварь. — Если бы у тебя спираль стояла, я бы сразу почувствовал. Там не промахнешься. — Он гадко ухмыльнулся, глядя мне в глаза. — Так что залетела ты, Кирюша, залетела. Теперь сама за мной бегать будешь, чтобы не бросил. Вот так, сладкая моя…

Он по-собачьи провел носом по моей шее, потом нехотя сполз с моего безвольного тела. Лениво натянул трусы, вжикнул молнией на джинсах, развалился, глядя на меня и сыто улыбаясь.

Я с трудом села и осторожно потянулась. Хотела взять свои трусы и колготки, но Леха выдернул их из-под моей руки и нахально завертел на пальце.

— А ну-ка, отними, малышка!

Я отодвинулась на край постели, опустила босые ноги на пол, медленно встала.

— Подавись, — начала я, глядя в его красивое лицо. — Ты можешь задолбить меня до потери сознания, но от этого я не стану относиться к тебе лучше. Если ты думаешь, что любовь можно заслужить таким способом, то сильно ошибаешься. И замуж за тебя я не пойду. Даже если забеременею. А вот это все… я запомню и никогда не прощу.

Его взгляд мгновенно стал холодным, черты лица жесткими, какими-то хищными. Леха рванулся ко мне и буквально сорвал оставшуюся на мне одежду. Я слышала жалобный треск ткани, видела краем глаза, как разлетаются по комнате цветные лоскуты.

— Никуда ты не уйдешь! Ты останешься