Хозяйка бобового стебля - Елена Элари

— Я вообще-то здесь по делу… — Жене даже хотелось рассказать, по какому, но она решила не рисковать. Вдруг вся нудность напускная, а на самом деле она великана обожает? — А что, много тут девушек было? Почему ты так уверена?

— Немного, но люди бывали. И маги. И все оставляли дурня с носом! А я ему колыбельные пела сутками напролёт. Аж голос садился. А это больно!

— А ты почему не сбежишь тогда? — Женя окидывает её придирчивым взглядом. — Нравится быть в уязвимой позиции?

— Поговори мне тут ещё, малявка! Малявка из другого мира! Надо же, какие дерзкие да умные все стали.

И вдруг на её месте появляется золотая арфа. Аккуратненькая, блестящая, не очень большая арфа… И уже из неё, ещё более мелодичным голосом, раздаётся:

— Я только в таком виде могу передвигаться. Точнее, не могу. Как прикажешь мне, — выделяет она, явно имея в виду свой облик, — сбежать?!

Женя прикрывает рот ладонью. Становится неловко, но ненадолго.

— Я ж не знала. Всё чудесатее и чудесатее.

Она, всё ещё не отпуская Джека — потому что убежит, животное такое, — вдруг поднимает арфу и примеряет её на вес.

— Ну, думаю, что в принципе потяну тебя. Детка.

— Мм? — звучит настороженно, а затем слишком уж легко и поспешно: — Ах, украсть хочешь? Ну красотулечка! Попробуй!

— Не понимаю, это сарказм? — Женя ставит её обратно.

— Нет-нет! Хоть на чёрный рынок меня сбудь, лишь бы не оставаться здесь!

— А мне просто почему-то показалась, что ты уже привыкла к нему. Он же как большой ребёнок. Все великаны такие?

— Не все, — вздыхает она, принимаясь медленно и негромко перебирать струнами. — Вот именно… Ты пробовала когда-нибудь жить с ребёнком, который сильнее тебя и вечно капризный? Это опасно, знаешь ли. И, ты это, платье-то надела? А то придёт и сам попробует!

— Ещё и платье…

Женя кладёт ослабленного Джека себе на плечи, словно воротник, и вертит платье и так и сяк.

— А ты, значит, знаешь про попаданок? Мне домой бы вернуться…

— Ой, как вернуться именно тебе не знаю. Но вижу, что должна справиться ты! Ведь, дай-ка угадаю, сюда ты не случайно забрела? Понимаешь, выходит, что делаешь и зачем. Или, — в голосе её сквозит призрак разочарования, — ты из-за золота просто?

— Не просто. Но золото в любом мире пригодиться.

Прямо поверх своей одежды и лиса, Женя надевает платье.

Оно кажется просто в два с половиной раза больше чем нужно. В таком далеко не убежишь в любом случае…

— А ножниц тут нет?

— Боюсь, милочка, если и есть, то где-нибудь под горой всего этого. Так что считай, что нет… Ну да тебе и так пойдёт!

И в этот момент за дверью раздаются шаги.

Арфа вздыхает ещё горестнее:

— Идёт. Жених!

Женя со вздохом подбирая юбку и пытается её подвязать. Выходит так себе.

Боже, она должна ещё и носить эту хламину, чтобы Боб её не раздавил…

Только за этим ведь?

— Блин. Он же не собрался прямо сейчас жениться?

— Собирается, конечно, — отвечает арфа и вдруг пугается: — Боги! Он ведь если церемонию проведёт, ты просто так уже отсюда не спустишься! Женитьба у великанов священна и связывает между собой жениха и невес…

Дверь с грохотом открывается, впуская в пещеру отголоски собачьего лая, что и заглушает последние слова арфы.

— Готова! — радуется Боб, окидывая Женю взглядом. — Что же, идём к алтарю, он вон у той, — указывает пальцем, — стены, где арка бриллиантовая.

Глава 40. Вещи

Девичьи порванные платья. Они были разбросаны по утрамбованному песчаному полу и развешены на гвоздях, вбитых в крепкие стены. Посередине помещения, на балке под потолком, действительно висела туша кабана, не разделанного ещё, но обезглавленного, и раскачивалась из стороны в сторону.

И уж сколько разного Карсон повидал за свою службу, а это показалось ему жутким сном, который ещё долго не выветрится из сознания.

И только он собирается сделать шаг, чтобы осмотреться, слышит, как кто-то всхлипывает в темноте.

— Эй… — зовёт Карсон негромко, незаметно и медленно, на всякий случай, кладя руку на рукоять кинжала, прикреплённого к поясу.

— Не трогайте меня, — раздаётся в ответ совсем ещё детский голосок, — пожалуйста…

И Карсон осторожно ступает за черту плотной темноты. А оказавшись в ней, отойдя от квадрата света, отбрасываемого дверью, замечает забившуюся в угол исхудалую девчонку с распущенными русыми косами и в грязной простой рубахе.

Он опускается на корточки рядом с ней и как можно более мягко произносит, хотя у самого сердце набатом колотится в ушах от волнения:

— Не бойся, я друг. Я за тобой… Твои родители ищут тебя и ждут. Пойдём? — протягивает ей открытую ладонь. — Всё хорошо.

Но девчонка лишь сильнее вжимается в стену и смотрит на него широко распахнутыми от страха глазами.

— Я не ведьма!

Карсон, не опуская руки, непонимающе хмыкает.

— С чего это ты вдруг?

— Вилли сказал, меня хотят судить за колдовство… Он заманил меня сюда и запер. И сказал, что если сбегу, то теперь он сам меня обвинит. Скажет, что я просто испорченная и помешанная, а он мужчина и ему поверят. И тогда вы придёте за мной, потому что приходите за ведьмами…

— Он обижал тебя?

Она молчит в ответ и, кажется, будто уже не ответит. Но, наконец, отрицательно мотает головой и шепчет:

— Только ударил и пить не давал… А ещё платье моё забрал. И рубаху забрать собирался. Говорил, будто от магии меня очистить может и тогда, возможно, отпустит и не станет обо мне плохие слухи распускать.

— Ничего не понимаю, — бормочет Карсон. — Хотя, нет, одно теперь точно знаю — Вилли душевно болен и опасен… Идём, малышка, забудь всё, что тебе наговорили! Всё будет хорошо…

И он всё-таки выводит её из сарая. Она, то ли натерпевшись страху, то ли выйдя на белый свет и свежий воздух, выглядит ошалелой и не препятствует, даже никак не реагирует, когда Карсон сажает её на Аду.

Они несутся через лес к Жененому дому, но на развилке дорог Карсону всё же приходится помедлить.

Девчонка и без того слаба и напугана, увидит Вилли, и как бы ни случилось беды…

Сначала её нужно отвести хотя бы к ближайшему дому и оставить под присмотром добрых людей.

Так он и делает.

И, не помня себя от злости на Вилли и беспокойства за свою… Да, за свою невесту, Сон сам не замечает, как оказывается возле её