Грешная одержимость - Айви Торн

кровати, и моя спина находит твердую грудь Ефрема, когда он обхватывает меня одной рукой и обхватывает пальцами мое горло. Пьянящее возбуждение поглощает меня, когда он ловит меня там, его крепкая хватка удерживает меня, но не душит.

Его свободная рука скользит по моим бедрам, нащупывая клитор, и я стону, когда он безжалостно кружит по чувствительному комку.

— Не кончай, пока я тебе не скажу, — рычит Ефрем, щекоча губами мое ухо. И все это время он толкается в меня, безжалостно ударяя по моей точке G.

— Пожалуйста, Ефрем. О боже, пожалуйста, дай мне кончить, — хнычу я, потому что я так близка к оргазму, что не могу больше сдерживаться.

Его руки напряглись вокруг меня, прижимая меня к груди, пока он толкался в мою киску. И затем он произносит самую сладкую фразу, которую я когда-либо слышала.

— Кончай со мной, Дани.

Звук его глубокого сексуального голоса, вибрация его груди у моей спины, то, как его губы ласкают мое имя, словно нежный поцелуй, — все это слишком.

Моя киска сжимается вокруг него мертвой хваткой, и в то же время я чувствую, как он взрывается внутри меня. Голова падает на его сильное плечо, я кричу, когда меня поглощает оргазм.

Покалывающее удовольствие смывает всю усталость с моих дрожащих конечностей, заменяя ее интенсивным удовлетворением, которое оставляет меня совершенно расслабленной. Мой клитор пульсирует, подергиваясь снова и снова, пока я ловлю последние беспорядочные толчки бедер Ефрема.

Тепло его спермы согревает мое тело, пока он наполняет меня, струясь внутри меня, когда я втягиваю его глубже в свои глубины. Мы вместе тяжело дышим, когда он останавливается, его руки прижимают меня к себе, пока я сижу у него на коленях. Он слегка дрожит, когда его губы находят изгиб моей шеи, оставляя нежные поцелуи на моей пылающей плоти.

— Ты дрожишь, — бормочу я, вытягивая шею, чтобы посмотреть на него.

Рука Ефрема, державшая меня за горло, прижимается к моей щеке.

— Это потому, что ты забираешь все, что у меня есть. Ты владеешь мной, даже не пытаясь.

Я дрожу от сексуального звука русского языка, слетающего с его языка.

— Что это значит? — Учащенно дышу я.

Он просто качает головой. Затем он наклоняется, чтобы сладко поцеловать меня.

— Давай, надо развязать тебя.

Я делаю, как он говорит, мои стенки сжимаются, а он остается внутри меня. Его член дергается в ответ, снова слегка набухая. Я борюсь с желанием извиваться, вместо этого снова прижимаясь щекой к кровати.

Его пальцы работают быстро, развязывая узлы за считанные минуты. И сладкое облегчение омывает мои плечи, когда кровообращение снова усиливается. Выйдя из меня, Ефрем приказывает мне перевернуться на спину. И когда я это делаю, он нежно массирует мои руки и грудь.

Не в сексуальном плане, хотя это настолько приятно, что я стону от удовольствия. Тихий смешок вырывается из груди Ефрема, когда он смотрит мне в лицо.

— Итак, как думаешь, грубая игра — это весело? — Спрашивает он.

— Определенно, — удовлетворенно хмычу я.

— Тогда, возможно, мы сможем попробовать новую игрушку в следующий раз, когда придем сюда, — предлагает он, и его глаза танцуют.

Я прикусываю губу, когда внезапный дискомфорт сжимает мою грудь.

— Ефрем, я… — я тяжело сглатываю, не зная, как затронуть эту тему.

Я сажусь, подтягивая колени к груди, и Ефрем поворачивается ко мне лицом, его взгляд обеспокоен, а руки легко ложатся на мои бедра. Его выражение открыто и привлекательно, оно не только дает мне пространство для самовыражения, но и молча побуждает меня высказать свое мнение. Это дает мне силы сказать то, что я должна, хотя мой желудок все еще нервно трепещет.

— Я причинил тебе боль? — Мягко спрашивает он.

— Нет! Нет, — настаиваю я, искренне сжимая его запястье. — Ну, я имею в виду только теми способами, которые мне очень, очень нравятся. Клянусь.

— Что тогда? — Спрашивает он, слегка сморщив бровь от замешательства.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, прежде чем заставить себя высказать свой страх.

— Я боюсь, что кто-то может узнать меня здесь. Здесь было много людей, в месте, которое… менее чем уважаемо?

Не знаю, как это сказать, но перемена в выражении лица Ефрема заставляет меня поежиться.

— Это может вызвать серьезные проблемы для моего отца, ведь он политический деятель и все такое. И я просто думаю, что нам нужно быть более осторожными… может быть, в следующий раз постараемся сделать что-нибудь более приватное?

— Мы находимся в отдельной комнате, — отмечает он, его тон меняется с нежного на оборонительный.

— Я знаю. Просто… входя, я не могла не чувствовать, что люди смотрят на меня. Что, если кто-нибудь увидит меня здесь с тобой и что-нибудь скажет? Или, не дай бог, об этом узнает папарацци. Парень, чью камеру ты разбил, жаждет крови, и он определенно может использовать это против моей семьи. — Как бы я ни старалась сказать это мягко, я вижу, как на лице Ефрема растет холодное разочарование.

— Здесь никому нельзя фотографировать, и конечно, нет прессы. У дверей конфискуют камеры, — утверждает он. — Но если тебя так волнует то, что люди знают, что у тебя со мной романтические отношения, то нам не обязательно приходить сюда снова.

Он встает с кровати и поворачивается, чтобы собрать свою одежду, его поведение мгновенно становится замкнутым и отстраненным.

— Ефрем, дело не в этом. Просто… мне нужно подумать о большем, чем я хочу, — пытаюсь объяснить я.

— И ты думаешь, я не знаю об этом? Ты не думаешь, что эти отношения повлияют на мою жизнь? Ты как сестра Петру, моему начальнику, главе семьи, которому я обязан жизнью. Я не решил встречаться с тобой, не обдумав полностью возможные последствия этого. И все же каждый раз, когда мы вместе, кажется, что тебе стыдно, что тебя видят со мной.

Ефрем одевается судорожными движениями, его разочарование проявляется в языке его тела, а мое сердце болит, когда я вижу, как он прикрывает тело, которого я жажду, как наркоманка.

— Я не…

— Я не хочу об этом спорить. Ты рассказала мне о своих желаниях. Я выразил нашу реальность такой, какой я ее вижу. Ты можешь поступить с этим по своему усмотрению. Уверяю тебя, я не верну тебя сюда, когда тебе так некомфортно.

Мое сердце замирает, когда я чувствую, что между нами открывается трещина, но я не совсем уверена, как ее исправить.

— Пойдем, я отвезу тебя домой. — Говорит Ефрем, собирая мои вещи и передавая их мне, чтобы я оделась.

Я не могу заставить себя посмотреть на него и