По извиистым волнам - Вал И. Лейн

— Заткнись, ублюдок! Не произноси имени моего отца! — Пока юный Майло кричал от гнева, появился другой член экипажа Вальдеса, чтобы избавиться от тела моего отца. Он сбросил труп в воду, пнув его так, словно тот был не более чем мешком с мокрым песком.

Мне пришлось отвести взгляд. Я заставил себя сделать еще один шаг вперед. Я не мог оставаться здесь ни на секунду дольше. И мне нужно было найти корабль, чтобы убраться с этого проклятого острова и найти Катрину. Когда мой разум бушевал, как необузданное море, я думал о ней. Я хотел сказать ей, что она стоила каждого из этих мучительных воспоминаний. Если все это привело меня к ней, то оно того стоило.

Я постоянно думал о ней. Если — когда — я найду ее, я буду целовать ее до тех пор, пока она не перестанет дышать. Я обниму ее так крепко, что сам Посейдон не сможет ее оторвать. Она не хотела, чтобы я защищал ее, но я никогда не смогу отпустить ее, если увижу снова.

В этот момент мое внимание привлек звук другого колокола. Это был сигнал корабля, заходящего в порт. Я не должен был обращать на это внимания. Это был звук, который я привык слышать чаще, чем когда-либо. Но по какой-то причине на этот раз я повернулся, чтобы посмотреть.

Корабль быстро приближался, и паруса, наконец, были убраны, чтобы замедлить его ход. Он почти катился по волнам, слишком спокойным для того, с какой скоростью он вошел в порт. Я удивился, к чему такая спешка. Потому что это было единственное воспоминание, которое я не мог вспомнить. Конечно, к этому времени меня уже утянули в нутро корабля Вальдеса, так что кто мог сказать, что я мог забыть в этой суматохе.

Это был корабль меньше, чем галеон Вальдеса, но все же достаточно мощный. Я мог бы даже подумать, что это судно можно реквизировать, но по побитым бортам корпуса было ясно, что оно недавно пережило пару перестрелок. Вот тебе и идея. Я надеялся, что на борту есть хороший плотник, ради капитана.

Я наблюдал, как бросили якорь, и команда бросилась убирать паруса, закреплять такелаж и все остальное, что было необходимо, прежде чем сойти на берег. Я насчитал небольшую команду из примерно пятидесяти человек, которые заполонили доки, горя желанием ступить на сушу через, бог знает, сколько времени. Но именно капитан заставил меня по-другому взглянуть на него.

Я прищурился, когда попыталась разглядеть что-нибудь в ослепительном солнечном свете, сверкающем на поверхности гавани. Уверенный в себе, задумчивый молодой человек торопливо прошел по палубе, вертя головой во все стороны, будто кого-то искал. Его длинное синее пальто ниспадало до икр, обтянутых сапогами, и он величественно сошел с корабля с высокомерием, которое я почувствовал даже отсюда. Я с трудом поверил своим глазам, когда он повернулся настолько, что я смог разглядеть его, — Беллами. Мне пришлось побороть внезапное желание окликнуть его, вспомнив, что он еще не знал меня. Но именно трое пассажиров, шедших позади него, заставили меня остановиться, и у меня перехватило дыхание.

Я почти не узнал их. Они были одеты так, словно их место на корабле было не хуже любого другого. Но блеск рыжих волос МакКензи и угрюмое выражение лица Ноя сразу же выдали их. А потом появилась она. Катрина. Она сама была похожа на пирата, одетая в тунику, бриджи и сапоги — изящная и свирепая одновременно. Ее темные волосы развевались за спиной, пышные и спутанные морским ветром, а глаза расширились от удивления, когда она оглядела гавань, открывая для себя совершенно новый мир.

Конечно, она меня не заметила. Не потому, что я прятался на заднем плане, ожидая в тени. Я хотел подбежать к ней и показать ей свое лицо. Мне нужно было, чтобы она знала, что мы снова нашли друг друга. Я так сильно хотел, чтобы она знала, насколько я близок к ней. Но мне нужно было подождать, пока она не подойдет поближе, освободившись от какого-либо влияния Вальдеса на ситуацию. Привлекать внимание могло быть опасно.

Я знал, что этот Беллами не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Он всегда был вспыльчивым, но никогда не стал бы плохо обращаться с женщиной. Я вкратце вспомнил наше общение после того, как стал частью команды Вальдеса. Беллами был первым, кто заговорил со мной, не приказывая мне что-либо делать. Он спросил, как меня зовут, и сказал, что сожалеет о том, что случилось с моим отцом. Будучи на пять лет старше меня, он относился ко мне почти как к брату в тот первый год на борту корабля Вальдеса. Он научил меня владеть саблей так хорошо, как только мог, и показал, как драться, как настоящий моряк, и совершать пиратские набеги на корабли. Я был уверен, что это только потому, что он жалел меня. Но мне нравилось притворяться, что ему действительно нравится мое общество. И я хотел, чтобы наш финал был лучше.

— Оставайся верным северу, и ты никогда не заблудишься, — сказал он мне однажды за бутылкой рома, которую мы распили на двоих. Он был просто пьян и говорил беспечно, но эти слова не выходили у меня из головы. И, наконец, триста лет спустя, они обрели смысл.

Когда приходило время охотиться на сирен, его совесть, казалось, была спокойна не больше, чем моя, но он всегда убеждал себя — и меня — что это необходимо. Потому что, как и у меня, у него был долг перед Вальдесом. По совершенно другим причинам, конечно.

Я наблюдал, как Беллами прогуливается по докам, направляясь к берегу с Катриной и ее друзьями на буксире. Но он обернулся при звуке голоса своего отца, когда Вальдес приветствовал его с пристани.

Беллами что-то сказал Катрине, и на его лице появилось почти угрожающее выражение. Она кивнула и повернулась, чтобы уйти, но Вальдес что-то крикнул, что заставило меня подойти ближе. Я напрягся, готовый ко всему, что может произойти дальше. К черту мою личность.

Вальдес медленно приблизился к Катрине, испытующе глядя ей в глаза. Я хотел отреагировать. Подбежать и схватить ее, оторвать от его мерзкого взгляда. Но я вспомнил слова Катрины, которые отравили мне душу.

— Тебе не нужно меня защищать… Разве мы не прошли через многое, чтобы ты понял, что иногда мне приходится бороться самой за себя?

Поэтому я нетерпеливо сдерживал себя, ожидая, не припасет