Демон в порядке - Ива Лебедева

было места прошлому, только настоящее. Теплота его рта, вкус вина, которым мы праздновали, легкий запах его кожи. И никакой горечи заточения, связывающих цепей и контрактов.

Наши пальцы сплелись, и мы двинулись к кровати — шаг за шагом, не разрывая поцелуя. Упав на покрывало, мы сбросили с себя не только одежду, но и напряжение последних дней. Пиджак Элиаса мягко шлепнулся на пол, мое платье расстегнулось с тихим шелестом.

Йорик недовольно фыркнул, заметив, что его место на кровати занято. Он потоптался на месте, поскулил, а потом с преувеличенно-горемычным вздохом развернулся и устроился на коврике, свернувшись калачиком. Демонстративно отвернувшись при этом к стене.

— Прости, малыш, — прошептала я, отсмеявшись.

Элиас уже целовал мою шею, ключицу, плечо. Медленно, как будто впервые. А мои руки скользили по его спине, ощущая под пальцами мощные мышцы. Когда он вошел в меня, это было невероятно сладким соединением. Наши тихие стоны терялись в складках одеял.

Элиас шептал мое имя, и я, цепляясь за его плечи, боясь, что это слишком прекрасно. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый всплеск нарастающего как цунами наслаждения, расходящегося по телу теплыми волнами.

Мы достигли пика вместе, слившись в поцелуе, словно боялись спугнуть громкими стонами хрупкое чудо этой ночи. А потом просто лежали, сплетенные воедино, слушая, как бьются наши сердца, постепенно успокаиваясь.

Свечи догорали, отбрасывая на стены длинные, танцующие тени. Элиас лежал на спине, я — прижавшись щекой к его груди. Его пальцы медленно, лениво перебирали мои волосы.

— Никакой цепи, — выдохнул он, и это прозвучало как величайшее откровение.

— Никакого контракта, — ответила я, улыбаясь.

Йорик, поняв, что страсти утихли, поднялся, потянулся, с важным видом запрыгнул в ноги и, устроившись там, взирал на нас с молчаливым одобрением.

Мы лежали втроем в тишине первой по-настоящему мирной ночи Торнвуда. И я знала — это только начало.

* * *

Жизнь в новом Торвуде была наполнена привычными звуками. Где-то скрипела дверь, за окном щебетали птицы, а Йорик, окрыленный внезапной свободой, носился по всему дому, оставляя на отполированном полу следы лап и звонкий, победный лай в воздухе. Он больше не гавкал на тени, ведь в них не было ничего опасного.

— Ну вот, — вздыхала я, глядя с улыбкой на его «художества». — Порядок — понятие относительное. Теперь придется за ним убирать. По-настоящему.

Хаос сдался, отступив в самые дальние, неосвоенные уголки, оставив после себя лишь обычный, человеческий, живой беспорядок. Но с ним-то я отлично знала, как справиться.

Первым делом мы рассчитались с нашими героями. Это было целое событие. Братья Горн, Томас, Мэри и Эльза получили целое состояние за свою помощь в битве с Хаосом. Они заслужили это за свой труд и смелость.

Томаса назначили Хранителем Времени Торнвуда, и он тут же, не теряя ни минуты, засучил рукава, разбираясь со всеми часами в доме с масленкой и кисточкой. Мэри и Эльза, теперь главные по хозяйству, с важным видом обсуждали, какие шторы повесить в гостиной — шелк или более практичный бархат, и это было самым важным выбором в их новой жизни.

Джонатан Хопкинс стал полноправным управляющим поместья Торнвуд со всеми вытекающими доходами и ответственностью. Когда ему объявили об этом, он просто побледнел и замер.

— Я не могу быть повсюду сразу, — сказал Элиас, глядя на ошеломленное лицо резко повышенного в должности секретаря. — А ты уже знаешь здесь каждый камень. И, что важнее, теперь служишь не из-под палки. Дому нужен именно такой человек.

Джонатан кивнул, сглотнул ком в горле, сухо выдохнул: «Благодарю, сэр. Постараюсь оправдать доверие» — и ушел составлять бесконечные списки и планы по восстановлению сада. Но я видела, как выпрямилась его спина и расправились плечи.

Про Вивиан было известно очень мало. Говорили, что она уехала куда-то на юг, подальше от скандалов и воспоминаний. Возможно, это к лучшему. Ходить по осколкам собственной жизни — то еще удовольствие.

А мы с Элиасом счастливо жили в Торнвуде уже по собственной воле. Контракт испарился вместе с проклятием, оставив после себя лишь чувство легкой нереальности. Так же как и цепь. Мой талант наконец-то можно было направить не на борьбу за выживание, а на созидание. Я уже составляла в уме бесконечный список: сначала сад, потом, может быть, оранжерея, потом…

— Свадьба, — прервал мои планы Элиас, обнимая сзади, пока я разглядывала потрескавшуюся вазу на камине.

— Что? — отвлеклась я от мыслей о чайных розах.

— Я сказал свадьба. Здесь, у нас. В саду. Хочешь?

Хотела ли я? После всего пережитого? Обернувшись, я посмотрела на своего строптивого, упрямого, безумно красивого «Редиса», на нашего пса, валяющегося в только что расчищенной клумбе и грызущего палку. На Торнвуд, который наконец-то дышал полной грудью, и его дыхание было ровным и спокойным.

— Только если Йорик будет шафером. И это не шутка.

* * *

Признаться, я всегда считала свадьбы излишне пафосным и нервным мероприятием. Но смирилась, что один раз в жизни все это можно и пережить. Торнвуд в тот день сиял не только от солнца, но и от какого-то глубокого, внутреннего света.

Слуги с радостью украшали все, до чего могли дотянуться. Мэри и Эльза сплели гирлянды из полевых цветов и лаванды. Томас наладил старый фонтан, и он весело журчал в центре сада, отбрасывая радужные брызги. Даже братья Горн надели чистые, хоть и тесноватые рубахи и старались улыбаться не так угрожающе.

Гости — те самые, что были свидетелями краха Лукаса, — теперь сидели на скамьях в саду. Лорд Флетчертон с удовольствием уплетал пироги, а судья Маккендрик о чем-то оживленно беседовал с архивариусом.

Джонатан, в новом безупречном костюме, был почетным гостем. Конечно, до этого он помогал нам со всем организационным дурдомом.

От Вивиан пришло письмо. Короткое, на толстой, дорогой бумаге. Холодные, выверенные поздравления. Ну и ладно. Я и не ожидала, что она будет искренне за нас счастлива.

Церемонию решили провести у фонтана. Я стояла в простом платье из кремового шелка и смотрела на Элиаса, который с непривычным смущением поправлял галстук. А между нами гордо, с розовым бантом на шее, красовался