Под южным солнцем - Маргарет Пембертон

— Принцип? Принцип? — рассеянно повторила Наталья с удивленным видом. — Что-то не, припомню.

— Ты все помнишь, — раздраженно сказала Катерина. — Ты встречалась с ним, черт побери!

Смеркалось, но было еще тепло, и они гуляли в саду при доме. Катерина выбрала это безопасное место, чтобы поговорить с Натальей наедине. В саду их не могли услышать ни родители, ни слуги.

Наталья держала в руке розу, взволнованно обрывая ее лепестки. Она никогда не умела врать и притворяться, хотя понимала, что сейчас ей было бы намного легче, обладай она такими способностями.

— Вица — подлая сплетница, — сердито сказала Наталья. — Какое ей дело до того, куда я хожу и с кем встречаюсь? Кстати, как она сама оказалась в «Золотом осетре»?

Катерина мысленно отметила название кофейни и, стараясь сдерживаться, сказала:

— Тебя там видела не Вица, а Макс.

— Ах, Макс! — Наталья вконец разозлилась. — Мне следовало догадаться. Он никогда меня не любил. Помнишь, когда мы были детьми, он…

— Я не собираюсь предаваться воспоминаниям, Наталья, — твердо сказала Катерина. — Любит ли тебя Макс или нет — это не важно. Главное — он видел тебя в кофейне.

— Ну видел, — неохотно согласилась Наталья. — Что из того?

Одному Богу известно, что еще он мог про меня наговорить…

— Разумеется, он не мог оставить это без внимания! — Катерина никогда не теряла хладнокровия, но сейчас была близка к тому, чтобы вспылить. — Тебе всего лишь семнадцать! Мама и папа предоставили нам достаточную свободу, но они не разрешали тебе слоняться по Белграду без присмотра. Почему с тобой не было мисс Бенсон? Гувернантка должна сопровождать тебя на уроки музыки. Если родители узнают, что ты ходила в кофейню, где собираются студенты, они с ума сойдут!

Наталья снова принялась обрывать лепестки розы своими коротко остриженными перламутровыми ногтями. Несмотря на упрямство и своеволие, она горячо любила родителей и не хотела причинять им неприятности.

— Надеюсь, ты ничего не расскажешь папе и маме? — спросила она, сдвинув брови.

— У меня нет желания сообщать им об этом, — искренне сказала Катерина, — но пока ты не объяснишь, почему оказалась в кофейне со студентами, и пока не пообещаешь, что это не повторится, я не могу обещать хранить молчание.

Сестры брели по саду, настолько увлеченные разговором, что не представляли, куда идут. Наталья понимала, что вынуждена рассказать Катерине о своей связи с Гаврило и его друзьями, но сделать это надо так, чтобы не раскрыть слишком много.

— Гаврило и Неджелко тоже в этом году посещали Консерваторию и…

Они остановились у одной из самых любимых их матерью скамеек в розарии. Место было выбрано так, чтобы можно было наслаждаться чудесным ароматом, и Катерина села на скамью, чувствуя, как растет ее тревога. До сих пор она была уверена, что Наталья всего лишь раз зашла в кофейню, но теперь выясняется, что сестра бывала там неоднократно.

— ..мы случайно познакомились, когда они зашли в мой класс…

— Но у тебя ведь индивидуальные занятия! — возразила Катерина, испугавшись при мысли о том, что простолюдины могут так легко общаться с представительницей королевского дома. — А где же был твой учитель?

— Месье Ласаль опоздал. Он часто задерживается. Иногда вообще не приходит.

Катерина побледнела. Она подумала о том, с какой целью Гаврило и Неджелко, молодые боснийцы, находятся в Сербии.

Если они хотят поднять восстание в Боснии против Габсбургов, тогда связь с представительницей сербского королевского дома им нужна, чтобы заручиться поддержкой престолонаследника или даже самого короля Петра.

— Скажи, а Гаврило и Неджелко интересуются политикой? — спросила Катерина, уже уверенная в ответе.

— Они ведь студенты, — сказала Наталья уклончиво, — а все студенты так или иначе не стоят в стороне от политической жизни.

Ужасная мысль поразила Катерину, и она испугалась.

— Они ведь участвуют в движении «Молодая Босния», не так ли?

Члены этой революционной молодежной организации были известны своей безрассудностью и жестокостью. Четыре года назад один из них пытался убить правителя Боснии. Удайся ему это, гнев Габсбургов мог бы привести к ответным репрессиям и спровоцировать восстание.

— Нет, — решительно возразила Наталья, чувствуя облегчение оттого, что на этот раз ей не пришлось врать. — Ничего подобного.

Она не сказала, что Гаврило и Неджелко не были членами «Молодой Боснии» только потому, что считали ее недостаточно действенной, и состояли в рядах более активной организации.

Катерина облегченно вздохнула. Слава Богу, сестра никак не связана с боснийскими революционерами-фанатиками и, судя по тому, как она говорила о Принципе и его друге, не влюблена ни в одного из них. Ее пребывание в кофейне «Золотой осетр» не было связано с националистическим экстремизмом или слепым увлечением. Оставалось только потребовать от Натальи обещания никогда больше не ходить ни в эту, ни в другие кофейни, где собирались студенты.

— Это было большой глупостью с твоей стороны, — сказала Катерина, чувствуя себя в эти минуты скорее гувернанткой, чем сестрой. — Ты злоупотребила доверием папы, мамы и месье Ласаля… Полагаю, тебе нравится ходить по городу без сопровождения и общаться со сверстниками, но это не должно повториться, Наталья. Это крайне опасно. С тобой может случиться все что угодно.

Наталью так и подмывало спросить, что именно имела в виду Катерина, но она промолчала. Сдерживая свою досаду на сестру из-за отсутствия у той мечты об объединении всех южных славян, Наталья искренне сказала:

— Извини, Катерина. Я не хотела тебя волновать.

— В таком случае постарайся не делать этого впредь, — сурово ответила Катерина, хотя была рада, что все разрешилось Наталья тоже была довольна, так как Катерина не потребовала от нее обещания никогда больше не встречаться с Гаврило и Неджелко и не посещать кофейню «Золотой осетр». Сестра просто сказала, что не надо этого делать.