Белая Госпожа - Вера Александровна Петрук

На выходе из леса ее встретили егеря. Молчаливый, полный упрека взгляд Стэрна, старшего егеря, требовал объяснений, но Дэйра лишь рукой махнула - мол, потом объясню. Вид у нее, наверное, был тот еще - порванная одежда, бегающие глаза, непокрытая голова с покрасневшими шрамами, выглядывающими из-под растрепанных волос. Вышитая жемчугом охотничья шапка, подаренная Дэйре донзарами из поселения Лаверье, была безнадежно потеряна на Синей Горе. Случись пропажа в другом месте, девушка, не раздумывая, отправила бы слуг на поиски, но если что терялось на Синей, значит, то нужно было самим духам. Или белоголовым. Возможно, то была ее плата за возвращение к людям.

Завидев толпу охотников, которые явно ожидали только ее, Дэйра остановилась и как могла привела себя в порядок: расчесала волосы пальцами, убрала с рукавов лоскуты оторванной вышивки, спрятала шрамы под шапкой, изъятой у Стэрна - не являться же к незнакомцам с непокрытым «венком», как она называла уродливые отметины на лбу, оставленные кошкой.

К тому времени как подъехала Дэйра, герцог уже закончил воспитательные беседы с сыном и разговаривал с бароном Лаверье. Судя по агрессивным жестам они как всегда вспоминали военные походы, ностальгия по которым настигала Фредерика Зорта во время охоты. Мать отдыхала в кресле, обложенная подушками и окруженная женами баронов, не знающими, как еще угодить первой даме герцогства. Ингара Кульджитская охоту ненавидела и в подобных мероприятиях участвовала редко, делая исключения только в особых случаях. Она первая заметила дочь и нервно отбросила одеяло, которым ей пытались укутать больные колени. На миг девушке стало стыдно, что она заставила мать ждать ее на холодном берегу, но в следующую секунду самообладание вернулось, и Дэйра шагу не прибавила. Никто не заставлял родителей дожидаться ее лично, могли бы егерей с охраной оставить.

Свита отца растянулась вдоль побережья, повторяя линию выложенной на земле дичи. Охота закончилась. Согласно традициям, дичь должна была проститься с землей, где она родилась, поэтому сразу в замок ее не везли. Дэйра положила с краю кролика, который буквально сам выскочил на нее у подножья Синей Горы и посчитала свой вклад в общую добычу внесенным.

Она уже собиралась подойти к матери, которая ожидала ее с видом, говорящим о том, что Дэйру ожидает не просто выговор, а настоящая выволочка, как вдруг остановилась, не в силах сделать ни шага. Грудь сдавило от злости, воздух клокотал в груди, ногти больно впились в ладонь. Под шапкой чувствовалось, как от гнева налились кровью шрамы на лбу.

- Кто принес сюда эту лань? - громко спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. Выражение эмоций перед донзарами, которых собралось немало в свитах баронов, считалось недопустимым для вабара. За это мать могла потом и затрещину отвесить.

Во главе линии с убитыми зверями лежала ее золотистая красавица, ради которой она забралась на вершину Синей. Олениха умерла от ее стрелы, так как других ран на шкуре видно не было, но стрелу Дэйры, разумеется, вынули, чтобы избавиться от следов. Поди теперь докажи. От обиды хотелось сделать что-нибудь особенно гадкое.

- Неправильный вопрос, маркиза, - раздался сверху голос приблизившегося всадника. - Правильный будет звучать так: чья эта дичь? Или вот еще: кто этот доблестный охотник, убивший золотошкурую дочь леса. Нужно быть вежливее.

Проглотив ком яда, который она собиралась выплюнуть в наглеца, Дэйра уставилась на человека, подъехавшего на вороной лошади. Своего Крепыша она отдала Стэрну и теперь остро пожалела, что не сидела верхом. Так она была бы на одном уровне с противником. Врага нужно было уничтожать немедленно, и Дэйра неосознанно перенесла вес на заднюю ногу, как учил Норад, рассказывая о правильной атаке.

Всадник смотрел на нее с похожим выражением на лице - будто видел в ней воплощение всех врагов человеческих. Поджарый, широкоплечий, с пышными черными волосами, собранными в растрепавшуюся за время охоты косу, он на удивление хорошо смотрелся на лошади, словно был рожден наездником. Не молодой, но и не старый - Дэйра не любила людей, не имеющих возраста. Его охотничий костюм был пошит просто, но из дорогой сикелийской парчи, которую позволяли себе лишь короли да герцоги. Носить перчатки в присутствии дамы было почти оскорблением, а значит, у мужчины имелся веский повод для нарушения этикета. Взгляд ядовито-зеленых глаз был неприятным - с прищуром, оценивающий, где-то на тонкой грани между бестактностью и любопытством. Весь он напоминал белого кульджитского медведя по весне - когда эти зверюги еще были тощими и не отъевшимися, но уже превосходящими других хищников Эйдерледжа по силе и хитрости. Другими словами, у человека было слишком много признаков, подсказывающих, что друзьями они с Дэйрой не станут.

- Дэйра, сестрица! - подбежавший брат выглядел так, словно проглотил змею, и теперь она вила гнездо в его животе.

Измазанные краской руки Томаса говорили о том, что воспитательная беседа отца прошла впустую. Младший брат в свои семнадцать был куда выше сестры, и Дэйра мрачно перевела взгляд на еще одну башню, которая образовалась рядом. Несмотря на странное для молодого вабара увлечение рисованием, Томас пользовался огромным успехом у девушек герцогства и успел завоевать репутацию сердцееда. Младший Зорт унаследовал от отца не только высокий рост, но и правильные черты лица, которые вместе с волнистыми волосами цвета спелой пшеницы и густыми длинными ресницами придавали ему особый шарм. Галантные манеры Томаса, заимствованные им у герцога Бардуага, близкого друга семьи и второго после матери человека, поощрявшего его художественные таланты, Дэйра особенно не любила.

Брат улыбнулся, демонстрируя безупречные зубы - улыбка у него была обезоруживающая.

- Радуйся, сестра! Сегодня мы удостоены великой чести - к нашей скромной охоте присоединился светлый князь Амрэль Лорн, - Томас отвесил низкий поклон в сторону взирающего на них сверху всадника. - Его приезд - приятный сюрприз, который скрасил этот серый день.

Конечно, Дэйра знала, кто такой был этот Амрэль Лорн. Поэтому скрипя зубами, заставила себя потушить огонь гнева в глазах, и опустив взгляд в землю, склониться в глубоком поклоне. Когда она выпрямилась, ей показалось, что на жухлой траве осталось две выжженных дорожки, оставленных ее ненавистью. Брат, разумеется, спас положение, знал об этом и наверняка хотел компенсации за спасенную дэйрину честь. Скорее всего, в виде той самой чернильницы из цельного лазурита, которую Дэйре подарил отец на новый год и которая запонадобилась Томасу так сильно, что он пробовал ее даже выкрасть, потому что добровольно Дэйра лично ей не нужную вещицу не отдавала.

Если