Синие бабочки - Джек Тодд

Еще несколько мгновений перебираю пальцами по клавиатуре и все-таки отправляю ректору письмо. Вот и все. Остается лишь разобраться с отчимом моей дорогой Ванды, и с Рокфордом можно попрощаться до следующего лета.

В ее спальне загорается свет, и я могу разглядеть растрепанные волосы и сутулые острые плечи. Потерпи еще немного, моя дорогая Ванда, я знаю, что у тебя хватит сил. Правда ведь?

Открываю мессенджер и набираю сообщение. Номер скрыт, и она никогда не догадается, кто ей пишет, если не решит обратиться в полицию. Но мы оба знаем, что в полицию Ванда не пойдет. Не после того, как городской шериф послал ее к черту, когда она попыталась рассказать, что отчим издевается над ней изо дня в день.

«Хочешь избавиться от него?»

Соглашайся, моя милая муза, и я с удовольствием превращу твой персональный ад в настоящий рай. Соглашайся, и я сам подвезу тебя до академии и представлю ректору. Соглашайся, и ты станешь чем-то большим, чем вчерашняя школьница, глотающая слезы после очередной встречи с отчимом.

Но Ванда молчит. Я вижу, как она подходит к окну, словно хочет увидеть кого-то во дворе. Не верит, конечно же, и наверняка считает мое предложение глупым розыгрышем кого-то из приятелей. Что ж, дорогая, я достаточно терпелив, чтобы добиться твоего согласия.

«Я могу помочь, дорогая Ванда».

Отсюда не разглядеть ни ее карих глаз, ни выражения лица, но у меня богатая фантазия: сейчас она точно хмурится и хочет выбросить телефон в окно, но не решается. С решительностью у моей музы огромные проблемы, иначе сейчас мы говорили бы лицом к лицу, а вместо этого я лишь смотрю на нее сквозь пару стекол и тонкие шторы.

Свет снова гаснет, а ответа от Ванды все нет.

Однако я вижу едва различимые силуэты – ее скрюченную фигурку и крупную тень позади, невпопад дергающуюся раз в несколько секунд. Одна из клавиш трескается под пальцами и осыпается на пол десятками кусочков пластика, а глаза сами собой сужаются. Животное. У тебя нет никакого права прикасаться к Ванде и уж тем более измываться над ее хрупким телом.

Как жаль, что я не могу заглянуть к ним домой и вонзить нож прямиком в сердце Питера Уилсона. Мои любимые синие бабочки отлично бы смотрелись на его теле, и ему наверняка пошла бы перерезанная глотка. В иной ситуации я никогда не притронулся бы к кому-то вроде Уилсона: он совсем не похож на хрупкую девицу и уж тем более совсем не похож на Ванду.

Но он должен умереть.

Приходится несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть через рот – только это и помогает немного успокоиться. Сейчас не время распаляться и давать волю гневу, иначе плакал мой план. Милая муза потерпит еще один день. Всего один день, прежде чем я избавлю ее от этого животного и направлю прямиком в мое логово. В академию Белмор, где никто не знает о том, кто такой Коллекционер.

Тише. Тише. Тише.

Я щелкаю выключателем настольной лампы, и спальня погружается в кромешную тьму. Мимо дома тащится машина, словно старая черепаха, свет фар полосами проплывает по стенам и потолку. Хочется подняться и приоткрыть спрятанный под кроватью кейс с сотнями засушенных бабочек и пинцетом, прикоснуться к спрятанным под подкладкой ножам и провести по лезвиям.

До чего же я соскучился по ощущению стали под пальцами, по сладковатому запаху крови и податливой плоти девушек, до боли похожих на Ванду Уильямс. Видит бог, я мог бы прихватить кейс и подкараулить любую девчонку в парке, лишь бы унять дрожь возбуждения и выпустить скопившийся внутри гнев, но я считаю про себя до десяти. Снова и снова, пока сердце не начинает биться реже, а дыхание не выравнивается.

Завтра. Нужно потерпеть до завтра, вот и все.

До завтра, когда я заберу жизнь Уилсона.

В окнах Ванды больше не загорается свет, но я все равно набираю ей сообщение. Давай же, моя дорогая, соберись с силами и скажи мне, что ты хочешь сделать с крысой, что живет с тобой под одной крышей. Мучает тебя. Наслаждается твоим бессилием. Скажи мне, и я исполню твое маленькое желание. С превеликим удовольствием.

«Ты хочешь от него избавиться?»

И на этот раз я выпрямляюсь и закусываю нижнюю губу от предвкушения. Кончики пальцев покалывает, а сердечный ритм вновь набирает обороты. Давай же, Ванда. Давай.

Когда мессенджер оживает и на экране высвечивается первое сообщение от моей музы, внутри разливается приятное тепло. Покалывает теперь не только пальцы, но и все тело, и я уже знаю, что случится в следующее мгновение.

«Хочу».

Да. Да. Да.

Руки сами тянутся к кейсу, и вот я уже поглаживаю корпус из темной кожи и щелкаю кодовым замком. С темно-красной бархатной подложки на меня мертвыми глазами смотрят бабочки, а под ними поблескивают едва заметные петли и замочная скважина. Моя любимая коллекция, мои верные инструменты. И завтра Питер Уилсон познакомится с ними поближе.

Ни один мужчина еще не был удостоен такой чести. И никогда больше не будет. Однако для моей милой музы я готов сделать исключение из правил, и далеко не одно. Глубоко вдохнув аромат кожи и едва уловимый – пыльцы, я захлопываю кейс и бросаю взгляд на время на экране ноутбука.

Всего лишь девять часов вечера.

Это будет очень долгая ночь.

Творец

Подъездная дорожка у дома Уилсонов опустела, погас свет в нескольких окнах – лампа сверкает лишь в гостиной, и вокруг нее бродит туда-сюда высокая грузная тень. Я знаю, что ты здесь, и сбежать от меня не выйдет. Улыбка проступает на губах сама собой, а в груди зарождается до боли знакомое теплое чувство. Всего несколько шагов отделяет меня от одного из самых уродливых, отвратительных убийств в жизни.

Кожаный кейс приятно оттягивает руку, когда свободной я приглаживаю чуть растрепавшиеся светлые волосы и поправляю ворот водолазки. Погода в Рокфорде сегодня по-настоящему летняя, солнце печет просто беспощадно, но изменять своему образу – все равно что добровольно стрелять себе в ногу. Уилсон не дурак и не поверит, если я заявлюсь к нему в футболке и спортивных штанах, как дружелюбный сосед, и приглашу на барбекю. Нет, к животному нужен иной подход.

Животное