Шефы. Битва за любовь - Галина Милоградская

сперва, — бурчу и спешу в комнату для отдыха. Она крохотная, тут только узкий диван и шкафчики. Застёгиваю последние пуговицы на кителе, когда заходит Рома.

— Что ты тут забыл? — спрашиваю обо всём и сразу.

— Переодеться пришёл, — он кивает на шкаф. — Разрешишь?

Не дожидаясь ответа, Рома начинает снимать свитер, за ним футболку. Отлично помню твёрдость этих мышц на плечах и спине, отворачиваюсь, потому что вдруг становится неловко. Он приглушённо фыркает.

— Ты же уже всё видела.

— Предпочитаю забыть.

— Почему? — он вдруг оказывается близко, прямо за спиной. — Я бы с удовольствием повторил.

— Я не завожу отношения на работе. Уволишься — приходи.

— Хм, — выдыхает прямо над ухом, — кажется, эта работа нужна мне больше, чем секс. Даже такой потрясающий.

— Вот и отлично, — оборачиваюсь, рискуя потерять рассудок от его близости. — Значит, только работа.

— Только работа, — улыбается, как Чеширский кот. Протягивает руку. — Будем знакомы, Эльвира, надеюсь, сработаемся.

— Сработаемся, — отвечаю твёрдо и пожимаю руку. Мать моя женщина, как ему идёт белоснежный китель! И поварской фартук дорогущий, качественный. Как хотелось бы сейчас блеснуть своим новеньким кителем, чёрным, стильным! И почему у Ромы такая рука горячая? Он отпускает медленно, намеренно мажет пальцами по ладони. Жар от запястья бежит к сердцу.

— Где твоя шапочка? — спрашивает деловито, завязывая фартук, как ни в чём не бывало. — На кухне должен быть головной убор.

Шапочки сушатся дома, все три. Волосы я обычно на работе зачёсываю гладко, собираю в плотный пучок.

— Дома осталась, — говорю нехотя.

— На первый раз прощаю. Но на будущее запомни… — он смотрит строго, — халатности на кухне я не терплю.

— Запомню.

Выхожу в коридор, прижимаю ладони к щекам — полыхают. Чувствую себя так, словно отчитали перед всем классом. Не уверена, что мы сработаемся.

Глава 4

Эльвира

Рома приступает к осмотру кухни с полной отдачей. Проверяет холодильники, довольно кивает на товарное соседство, хвалит за свежее масло во фритюрнице. Подходит к вытяжке, проводит пальцем и цыкает:

— Когда в последний раз мыли?

— Две недели назад, — вру, не моргая. Да, я сказала месяц назад помыть, но не проверила, Вилле, судя по всему, уже мысленно был в Финляндии, не стал заострять внимание.

— Помыть, — бросает Рома.

— Помоем, — отвечаю нехотя. Косяки начинают сыпаться один за другим: сколотая тарелка, плохо протёртые стаканы, высохшая зелень… Щёки и шея полыхают, от стыда хочется испариться. Понимаю — злиться на Рому мне не за что, он действует, как настоящий профессионал, подходит к делу тщательно, дотошно. Но обида на то, что место досталось не мне, продолжает глодать, ещё обиднее от того, под чьим руководством придётся работать.

— Под мойкой грязь, — замечает Рома, присаживаясь. Приходится сесть рядом, заглянуть. Да, пара пятен от масла, но в основном чисто.

— Может, тебе перчатки белые выдать, Татьяна Прыгучая? — Ну, правда, нашёл, к чему докопаться! Взгляды пересекаются в опасной близости, но я не чувствую возбуждения, только раздражение.

— На кухне должно быть чисто, как в операционной. Это не обсуждается. Завтра все недочёты должны быть устранены.

— Предлагаешь мне самой кухню мыть? — шиплю возмущённо.

— А, что, переломишься? — ехидно улыбается.

— Это не прописано в моей должностной инструкции.

— Если я отдаю приказ, ты должна сказать: «Да, шеф!», поняла?

— Иначе что?

— Иначе вынесу тебе первое предупреждение.

— Выговор с занесением в трудовую книжку? — мне вдруг становится весело. Такой серьёзный, суровый. Прям начальник-начальник.

— Я не шучу, дисциплина превыше всего. Не нравится — я тебя не держу.

— Вот, значит, как заговорил?! И двух часов тут не работаешь, уже увольнять собрался? — опираюсь ладонью о пол, тянусь к нему, почти касаюсь носом носа. — Будь ты хоть поваром от Бога, с таким отношением к персоналу не задержишься здесь ты, не я.

— Проверим?

— Проверим!

— Вилле, ты тут? Эля? Есть кто живой?

Отшатываюсь от Ромы, ударяюсь затылком о мойку, поднимаюсь, потирая голову. Поставщик Ефим заходит на кухню с большой коробкой в руках. Водружает её на стул, с интересом смотрит на выбравшегося из-под мойки Рому.

— Наш новый шеф, Роман, — представляю, забирая лист приёмки. Удивлённый взгляд, который Ефим перевёл с меня на Рому, согревает душу. Да, тут все были уверены, что место будет моим. Живи с этим, захватчик!

— Ладно, был рад знакомству. Я пошёл. — Ефим собирается уходить, но Рома останавливает, хмурится.

— Сперва я проверю продукты, а потом подпишу лист.

— Вообще-то мы тут привыкли доверять друг другу, — замечаю едко. На лице Ефима недоумение — его за годы работы ни разу не проверяли, а он, в свою очередь, никогда не подводил. Своим недоверием Рома заполучил если не врага, но обиженного поставщика точно. Я едва заметно пожимаю плечами, всем своим видом говоря: человек новый, остаётся только понять и простить. Рома взвешивает каждый кусок мяса, каждую рыбину, замечает, что некоторые не соответствуют весу по накладным — весят больше.

— Я не торгуюсь за копейки с друзьями, — возмущённо сопит Ефим в ответ на предложение доплатить.

— За что мы особенно тебя ценим, — спешу сгладить неловкость. Рома молчит, только глубоко вздыхает. После ухода Ефима трёт лоб, бормочет:

— Как в другой мир провалился. Вы тут всем на слово верите?

— В основном тут живут честные люди. С нечестными никто не станет иметь дела.

— Поразительно.

— Привыкай, — говорю, а про себя добавляю: или проваливай.

Конечно, не жду, что Рома просто так возьмёт, и сдастся. А когда он достаёт набор своих ножей, глаза загораются: о таких мечтаю уже несколько лет! Могла бы хотя бы один из набора купить, но отдала накопленные деньги на планшет Сёме… Дура.

— Первое время будем работать по картам вашего прежнего шефа, — деловито говорит Рома, глядя в меню и параллельно перебирая технологические карты. — Потом начну вносить изменения. Тут есть что-то твоё?

— Есть, — отвечаю с гордостью. — Сульчины с морошкой, калаурока с ягелем и сосновыми почками, подаётся со сканцами, калитки…

— Стоп! А можно по-русски?

Снисходительно смотрю на него, подпирая мойку бедром.

— Как же ты собрался готовить традиционную кухню, если не знаешь основных блюд?

— Я знаю, — бросает с досадой, — просто названия пока не запомнил.

— Ладно, — вздыхаю. — Сейчас всё объясню. Сульчины — это блины, калаурока — уха, сканцы — лепёшки с начинкой…

Я показываю каждую карту, подробно расписываю рецепт, вспоминая, сколько экспериментировала со вкусом, чтобы добиться своего, неповторимого. Пусть меняет у Вилле что пожелает, свои рецепты буду отстаивать до последнего. За готовкой забываются распри, мы оба сосредоточенны. Не могу не восхищаться его сноровкой, это эталон, к которому хочется стремиться. Не смотря на обиду, признаю, что он невероятно сексуален за