Блаженство греха - Энн Стюарт

Зачем, почему, она и сама не знала, ведь Испания никогда ее особенно не интересовала. Но она прилетела в знойный солнечный день, взяла напрокат машину, села за руль и катила, катила до тех пор, пока не устала настолько, что уже не могла держать руль, и тогда остановилась в крошечной деревушке на краю маленького полуострова. Нашла сдающийся внаем дом и жила там, спрятавшись от мира и своей матери, целых три долгих чудесных месяца — нежилась под жарким солнышком, ела свежие фрукты, хлеб и сыр, выжаривая накопившиеся за годы страх и злость, и в какой-то момент подошла к опасной черте, почувствовав себя счастливой.

Дом в Андалусии принадлежал одной старушке и был выставлен на продажу. И Рэчел вернулась домой на крыльях надежды. Она помирится с матерью, продаст часть акций, купит домик в Испании, соберет нехитрые пожитки и переедет в свой первый настоящий дом, к своим первым настоящим друзьям.

Но мать уже променяла Нью-Йорк на монашеское уединение Санта-Долорес, отказавшись от всякого общения со своим единственным ребенком. И не без причины. С трастового фонда, учрежденного третьим мужем Стеллы, было снято все, к чему она, как доверенное лицо, имела доступ. Кондоминиум на Парк-авеню с целым состоянием в произведениях искусства и антикварной мебели оказался проданным, и даже немногие ценные вещицы, подаренные ею в разные времена дочери, исчезли из квартиры Рэчел.

Питаемая вполне понятной злостью, она в течение нескольких месяцев пыталась поправить финансовые дела, одновременно занимаясь поисками очередной высокооплачиваемой работы и обдумывая план мести легкомысленной и невнимательной матери.

Все изменил однажды вечером поздний звонок из Санта-Долорес. Те слова, тот голос до сих пор звучали у нее в ушах, даже когда ей не хотелось их слышать.

— Ваша мама отправилась в свой последний путь, — пробормотала женщина, назвавшая себя Кэтрин. — Благословенна будь, дитя мое.

Рэчел бросила трубку и еще долго стояла посредине комнаты в пустой квартире, даже не пытаясь унять внезапную дрожь.

— Благословенна… как же, — сказала она вслух. И расплакалась.

Тогда она в последний раз дала волю слезам. Рэчел плакала так редко, что помнила каждый такой случай. В тот раз она оплакивала свою последнюю, невосполнимую потерю. К тому времени, когда ей стало известно о том, как именно распорядилась мать своим весьма значительным состоянием, в том числе и средствами уже изрядно обмелевшего трастового фонда, испепеляющая ярость напрочь высушила слезы.

Эта ярость поддерживала ее до сих пор. Но любым эмоциям требуется топливо, а она забыла, когда ела в последний раз. Было около шести — время обеда, и Рэчел чувствовала такую слабость, что готова была съесть даже жареную крысу. Да вот только последователи Люка Бардела все сплошь вегетарианцы. Через пару дней и жареная крыса покажется деликатесом.

Неожиданно в дверь тихонько постучали. Рэчел убрала стул в полной уверенности, что враг удостоил ее повторным визитом, но стоявшая на пороге женщина не внушала ни тревоги, ни опасения — в отличие от Люка Бардела.

Женщина была, казалось, воплощением ее тайного идеала матери. Пухленькая, седовласая, с добрыми глазами и мягким, приветливым выражением уже отмеченного морщинами лица, она излучала тепло и заботу. В общем, была одной из тех, кому Рэчел не доверяла уже чисто автоматически.

Но гнев, похоже, забрал у нее слишком много энергии. Глядя на милую старушку, она ощутила предательскую, сентиментальную тоску.

— Я — Кэтрин Биддл, — представилась старая леди мягким, ласковым голосом. — Мы разговаривали в ту ночь, когда умерла ваша мать. Моя дорогая, мне очень жаль, что я не смогла утешить вас в то печальное время.

Рэчел попыталась ввернуть что-нибудь резкое, язвительное, но ее стараниям не хватило усердия.

— Я тогда была не в том настроении, чтобы принимать слова утешения, — ответила она.

— Как и сейчас, верно? — мудро заметила Кэтрин. — Ну, ничего, моя дорогая. Всему свое время. Надеюсь, вы составите мне компанию за обедом.

— Здесь? — с сомнением спросила Рэчел.

— А куда еще нам идти? Все ответы, которые мы ищем, здесь, среди Народа Люка. У нас тут общие трапезы. Санта-Долорес — коммуна в полном, чистейшем смысле этого слова. И если вы согласитесь присоединиться к нам за столом, мы будем очень рады.

— Все едят вместе? — настороженно поинтересовалась Рэчел. Даже понимая, что таинственный союзник тоже будет там, перспектива встретиться со всеми членами «Фонда Бытия» — и в особенности с их духовным лидером — вовсе ее не радовала.

— Все. От новичков до самого Люка.

— Я не отношусь к его последователям, — резко возразила Рэчел.

— Ну, разумеется, нет, дорогая, — миролюбиво отозвалась Кэтрин. — Я вовсе не это имела в виду. Но вы приехали узнать, как мы живем, не так ли? Посмотреть, как щедрое пожертвование вашей матери помогает другим, менее удачливым? Ведь вы приехали с открытой душой и желанием приобщиться к тому миру покоя и гармонии, предложить который может лишь путь Люка?

Уже от одной этой мысли ее охватил ужас. Но Кэтрин Биддл выглядела такой искренней и милой, что высказать напрямик свое мнение по этому поводу не повернулся язык.

— Я приехала узнавать новое, — отозвалась она совершенно искренне. Да, она узнает все, что сможет. И, конечно, использует обретенные знания, чтобы отобрать у «Фонда» деньги ее матери, а заодно и все прочее, что подвернется под руку. И, если повезет, отправить Люка Бардела туда, где ему самое место, — в ад.

— Ну, разумеется, — одобрительно закивала Кэтрин. — Вы и узнаете. И все Старейшины будут рады вам помочь.

— Я не хочу иметь дело со Старейшинами, — сказала Рэчел, выходя за Кэтрин в коридор. — Стараюсь проводить поменьше времени со старикашками в костюмах.

— Старейшины — не совсем точный термин для наших предводителей. Большинство из них действительно почтенного возраста, но далеко не все мужчины, — с улыбкой пояснила Кэтрин. — Старейшины одеваются так же, как и все здесь. Чем кто занимается, можно понять по цвету одежды. Новички носят зеленое. Старейшины — серое.

Туника и свободные брюки Кэтрин были светло-серого цвета.

— О…

— Не надо нас бояться, Рэчел, — продолжала Кэтрин мягким, ласковым голосом. — Старейшины, как все здесь, используют свой жизненный опыт и знания во благо человечеству. Нам действительно хотелось бы показать вам, как мы живем.

Циничный ответ, уже вертевшийся на языке, почему-то там и остался. Рэчел сумела устоять перед гипнотическими приемами Люка Бардела, но Кэтрин с ее мягким, чисто женским подходом представляла потенциально большую опасность.

И Рэчел пошла на компромисс.

— Полагаю, все это будет очень интересно, — осторожно сказала она.

По пути Рэчел не обращала внимания на простоту, если не сказать скудость, окружающей обстановки. Кэтрин остановилась перед прочной дверью и взглянула на гостью. Убранные в небрежный узел на затылке седые волосы растрепались.