Порочная любовь - Барбара Пирс

– Мне пришлось напомнить старому распутнику, что мы встречались с вами и вашими друзьями на приеме в октябре прошлого года.

Маркиз недоверчиво фыркнул.

– Ты не в силах вспомнить, что ела на завтрак, что уж говорить о каком-то званом вечере, да еще прошлой осенью.

– На этот счет я уверена. – Она царственно склонила голову и одарила Рэма жеманной улыбкой. – Les sauvages nobles умеют произвести впечатление на даму.

Рэм ответил ей игривым подмигиванием.

– В противном случае мы бы расстроились, миледи. Посмеявшись, хозяева двинулись дальше, приветствуя прибывающих гостей.

Les sauvages nobles, или светские дикари, было забавным прозвищем, которое много лет назад дали Рэмскару и его друзьям – Солити, Кэдду и Эвероду – в аристократических кругах за то, что они, казалось, торжественно поклялись везде, где бы ни появились, как следует набедокурить. Благодаря богатству и семейным связям они могли позволить себе любой каприз, а шарм и неотразимое обаяние, подкрепленное внешней привлекательностью, толкали к ним в постель самых неприступных девиц. Солити, Кэдд и Эверод были Рэмскару словно братья, и, как и водится между братьями, порой ужасно друг другу досаждали.

Как жаль, что друзья не поехали с ним в Свенкотт!

Со времени его последнего визита сюда произошли большие перемены. В прошлом сезоне умер отец Карлайла, герцог Солити. Скончался он в одночасье и при сомнительных обстоятельствах. Если хотя бы половина слухов была верна, старый герцог мог бы собой гордиться. Карлайл сильнее других переживал утрату и давал яростный отпор многочисленным знакомым, которым хватало глупости приставать с расспросами.

Со свойственным только ему везением в столь тягостный период жизни Карлайл умудрился повстречать даму сердца. Рэм был очень рад за них. Герцогиней Карлайла стала очаровательная девушка, которая, судя по всему, души не чаяла в новоиспеченном муже, а герцог научился без содрогания произносить слова «брак» и «муж». Да, Рэм, Эверод и Кэдд от души повеселились, когда у них на глазах известный на весь Лондон гуляка остепенился. Рэм не в состоянии был представить женщину, которая точно также прибрала бы к рукам его.

Погруженный в раздумья, он столкнулся с девушкой, выскочившей из бальной залы. Рэм ахнул, одновременно ощутив мягкость и податливость женского тела, шелк белокурых волос и запах гвоздики. Он невольно заключил незнакомку в объятия, но, опомнившись, поспешно отпустил.

– О боже, приношу свои извинения, милорд! – произнесла она низким и удивительно сильным для такой миниатюрной особы голосом. Она рассеянно обвела взглядом холл в поисках кого-то. – Нет ничего зазорного в том, чтобы носить очки, уверяю вас. Это поможет впредь не попадать впросак.

Не дав ему и слова сказать в ответ на столь дерзкий выпад, она зашагала прочь. Рэм лишился дара речи. Он никак не мог решить, как ему реагировать на это небрежное замечание: удивиться или оскорбиться. Будучи одним их les sauvages nobles, он привык вызывать интерес у противоположного пола. Выглядел он более чем сносно, и, украдкой понюхав правую подмышку, решил, что с этим тоже все в порядке. Рэм не был чересчур высокого мнения о себе, однако не привык, чтобы его игнорировали.

Он угрюмо наблюдал за тем, как блондинка обняла высокую, стройную брюнетку, и удивленно приподнял брови при виде того, сколько нежности было в их приветствии. Похоже, эта особа предпочитала женщин! Такое объяснение было как целебный бальзам для его задетого самолюбия. Наблюдая за сластолюбивой блондинкой, он заметил, как она резко кивнула в ответ на то, что нашептывала ей подруга, а затем схватила брюнетку за руки и твердо, требовательно встряхнула. Кем бы ни была эта миниатюрная блондинка, это она принимала решение. Оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что никто их не слышит, она потащила свою взволнованную собеседницу через зал, и они исчезли в одной из открытых дверей. Заинтригованный, Рэмскар решил последовать за ними.

Этот вечер грозил закончиться полным провалом. Пэйшенс угрюмо наблюдала, как все ее расчеты и долгие часы напряженной работы, в результате чего все же удалось добиться заказа для их маленькой труппы, сходили на нет.

Она затянула Дейдру Макнил в маленькую прихожую, ведущую в библиотеку лорда Паунинга. Неужели ее компаньоны наивно полагали, что получить серьезный заказ так же легко, как заказать кружку пива в местной таверне? О, это было уже слишком!

Дейдра высморкалась в платок, который Пэйшенс сунула ей в руки. Дейдре было двадцать четыре года. Высокая и худощавая, она возвышалась над Пэйшенс, подчеркивая ее небольшой рост и плавные, женственные изгибы. Дейдра была талантливой актрисой с прямыми темными волосами и широко распахнутыми выразительными голубыми глазами. Казалось, она была создана для драматических ролей.

Сейчас в ее глазах плескался страх перед неизбежным.

– Что же нам делать? – воскликнула она, указывая на закрытую дверь. – Все эти люди ждут, что мы сейчас сыграем… что-нибудь… Линк и Перри нашли самое подходящее время, чтобы сбежать.

– Мы слишком долго были одной семьей, чтобы они так просто взяли и сбежали, – сказала Пэйшенс, пытаясь скрыть все нарастающее беспокойство.

Джулиан Феникс много лет назад сколотил эту театральную группу. Еще задолго до того, как увести Пэйшенс из отчего дома, посулив ей свою любовь и актерскую славу, Феникс подобрал на грязных улицах Лондона Перри Киффина. Симпатичный двадцатилетний паренек торговал своим телом, чтобы прокормить мать-калеку и младших братьев и сестер. Возможно, этот отчаявшийся юноша всколыхнул в Фениксе воспоминания из прежней жизни, поэтому он и предложил ему другой способ заработка, нежели продавать себя извращенцам.

Что касается Дейдры, то она промышляла карманными кражами в Дублине, когда судьба свела ее с Фениксом. Он купил ей красивое платье и заявил, что у нее есть все данные для того, чтобы стать следующей миссис Воффингтон.[1]Дейдра была всецело предана своему любовнику, но Пэйшенс заставила ее солгать остальным членам труппы относительно его таинственного исчезновения.

Пятым членом труппы был Линк Столкер. Он прибился к Фениксу первым. О его прошлом Пэйшенс не знала практически ничего. То он говорил, что прежде был подмастерьем у портного, то называл себя незаконнорожденным сыном барона. Линк был самым старшим в труппе, на четыре года старше Феникса. В двадцать семь лет это был очень тихий, задумчивый мужчина с вьющимися огненно-рыжими волосами, которые резко контрастировали с его мягким, каким-то бесцветным характером. Для Феникса он был ценен тем, что обладал прямо-таки сверхъестественным даром цитировать по памяти все, что ему читали. Это оказался очень полезный дар, поскольку этот человек большую часть дня проводил в непосредственной близости от бутылки. Линк уверял, что все лучше всего получается, когда он на грани «отключки». И хотя он действительно мог выступать в любом состоянии, но в такие моменты становился непредсказуемым. И труппе не однажды приходилось спешно ретироваться из поселка, где Линк устраивал пьяные дебоши.