Ангел в эфире - Лорен Маккроссан

Там действительно был он. С ней, кем бы эта дрянь ни оказалась. Девица с огромной шевелюрой – не просто большой, а огромной! Грива как у пуделя, который искупался, а потом высунул голову из окна едущей машины, чтобы обсушиться на ветру. Одета она была крикливо, все в обтяжку, в крохотном жакете с огромными подкладными плечиками, напоминавшими два кирпича. Низкий вырез открывал пару титек, каждая размером с мяч футбольного кубка страны. Кстати о мячах, мне будто в живот заехали – да не просто мячом, а посланным со скоростью ста миль в час самим Дэвидом Бекхэмом.

Я кипела – в основном потому, что Коннор по всем признакам поступал со мной нечистоплотно, и отчасти потому, что для своих целей он предпочел такую особу. Уж если решил завести роман, мог бы выбрать более достойную кандидатуру. Хотя бы чтобы показать окружающим, что у него есть вкус, а у нее был богатый выбор. Вы подумайте: подкладные плечики! Страсти Господни!

И все-таки, пусть я и чувствовала себя почти опустошенной, обошлось без сцены. Я не стала кричать, орать, топать ногами или, как в мыльной опере, требовать от негодяйки объяснений, завершив разборки звонкой пощечиной, – нет, я держалась достойно. Я плелась за ними, как хвостик, от торгового центра «Бьюкенен гэллериз» до Принсес-сквер в сопровождении Мег и Кери. Хорошо, может быть, ваше представление о достоинстве несколько иное, но лучше так, чем кусаться и царапаться, как взбешенные кошки. Впрочем, теперь, сидя дома в полном одиночестве, я думаю о другом: повыдергивала бы все космы этой развязной нахалке; а что я с Коннором сделаю, когда он расколется!.. Только вот ведь как: не могу поверить, что он способен мне изменить. Ну, естественно, у нас масса примеров, когда наивные дурочки верят в порядочность, до последнего защищая своих приятелей, которые, между прочим, залезают на всех носителей двух икс-хромосом, – только мой Коннор не такой. Он честный человек; он покупает газеты у безработных, иногда и по два экземпляра, и подкармливает бродячих собак. Даже не заигрывает ни с кем (по крайней мере, при мне – то есть практически никогда). А с другой стороны, не исключено, что я заблуждаюсь. Может, Кери права и цифра тринадцать приносит несчастье. Вдруг он подумал о предстоящей годовщине и впал в жуткую тоску? А я-то еще целый день бегала по магазинам, чтобы подарок ему подыскать. Двуличный мерзавец. Наверное, я такая же наивная дурочка, как и пташки из многочисленных ток-шоу, не стесняющиеся вывешивать свое грязное белье на всеобщее обозрение.

– Как там мой Ангелочек? – доносится из прихожей очень знакомый голос.

Обычно я готова внимать этому мягкому шотландскому говору, пока уши не растают.

Поднимаю голову, разминая затекшую шею, и смотрю, как Коннор в своей неизменной замшевой куртке бодренько входит в комнату. На лице застыла улыбка до ушей – шире хорошего шоссе.

«Я-то знаю, чему ты радуешься, – проносится горькая мысль, – хороша она, да? Тебе больше с ней нравится по магазинам ходить, да?» Сижу, плотно сжав губы, и молчу – будто очень интересный журнал попался.

Он склоняется ко мне, чтобы поцеловать по своему обыкновению, и такой от него знакомый запах исходит – «Дюна для мужчин».

– Все в порядке, малыш? – спрашивает он, проводя рукой по моей игольчатой прическе.

Я отрезаю:

– Нормально.

– Хм… – Он откашливается и направляется в выкрашенную лаймово-зеленым цветом кухоньку, примыкающую к моей гостиной.

Отрываюсь от журнала и наблюдаю: ставит на стол два больших пакета с продуктами.

– Я купил твой любимый соус к макаронам! – выкрикивает он с кухни, заглядывая в холодильник в поисках пива. – Острый, с креветками, гребешками и массой чеснока. Так что, если хочешь потом поласкаться, мне тоже придется поднажать.

– Вряд ли, – еле слышно шиплю я, когда Коннор, смеясь, тянет кольцо на банке с пивом.

– В смысле?

– Да так, ничего, – ворчливо отвечаю я, яростно перелистывая страницы.

Эта глянцевая бумага обладает способностью шуршать тихо, будто назло.

Я молчу, пока негодяй хлопает дверцами буфета, раскладывая покупки на строго отведенные им места. Мой приятель принадлежит к редкой породе опрятных мужчин. По правде говоря, нередко он убирает и за мной, поскольку я – представительница соперничающего клана женщин, патологически не способных поддерживать в доме порядок.

– Бокальчик вина для миледи, – говорит он с улыбкой и подходит ко мне с бокалом только что налитого красного вина в одной руке и вазочкой оливок – в другой. – То самое чилийское, которое мы недавно пробовали и которое напомнило тебе вишневый крюшон.

«Смотри не переусердствуй». Молча киваю и, не отблагодарив его, принимаю бокал. «Угрызения совести». Делаю глоточек и ворочу нос, будто мне только что подали стакан метилового спирта. Возвращаюсь к статье, в которой до сих пор не поняла ни слова.

Коннор присаживается на краешек низкого журнального столика из сосны (я специально вытянулась во весь диван, чтобы не вздумал ко мне пристраиваться, а больше в гостиной сесть не на что – разве что на повидавший виды скособоченный пуфик). Мерзавец склоняется ко мне, опустив ладони на свои длинные поджарые ноги. Упорно не смотрю на него.

– Ну хватит, что случилось, Энджел?

С тяжелым вздохом надуваю губки – совсем не в моем духе, и получается как-то наигранно.

– О чем ты? Все в порядке. С чего ты вообще взял, будто что-то случилось?

«Если не считать, конечно, того, что я видела, как ты выделываешь курбеты перед какой-то смазливой бабенкой в самом центре Глазго, даже не пытаясь скрыться от посторонних глаз. Скользкий ты тип».