Шелковые узы - Лиз Тренау

Они поднялись по узкой деревянной лестнице на последний этаж, который Лиззи называла «старым ткацким чердаком». Она сказала, что его переделали, так как ее отец перестал заниматься ткачеством и вместо этого начал продавать готовые шелка. Комната, рядом с которой жили повар и служанка Бетти, действительно оказалась маленькой и непримечательной. Комод, столик с кувшином и лоханью, стул и кровать выглядели просто, но уставшей Анне они казались пределом мечтаний.

Когда Лиззи ушла, девушка открыла ставни, глубоко вдохнула теплый ночной воздух и расслабилась. Мышцы лица болели из-за того, что целый день ей приходилось вежливо улыбаться.

* * *

Анна забралась под одеяло, но сон все не шел.

Кровать коротковата для нее, матрас сбился, и одеяло оказалось несвежим. Хотя эта постель была не так удобна, как перина в доме отца, по крайней мере, Анна находилась в тепле и безопасности. Чего еще желать?

В жаркий июльский вечер на чердаке было тепло. Легкий ветерок залетал в окно. С улицы доносился ужасный шум – неужто люди в городе никогда не отдыхают? Казалось, он совсем не ослабел с тех пор, как она вышла из кареты: снаружи слышались взрывы хохота молодых людей, визг женщин и плач детей, завывания собак и мяуканье котов, грохот колес по мостовой. В ее деревне в такое время суток уже стояла тишина, нарушаемая лишь ритмичным шумом прибоя, если ветер дул с востока.

Это было приключением. Несмотря на то что ей не хотелось уезжать и она чувствовала боль из-за смерти матери, отчасти Анна была возбуждена.

«Жизнь многое может предложить такой одаренной девушке, как ты, – сказал ей отец в последний вечер перед отъездом. – Тебе столько всего надо увидеть и узнать, столько всего понять и оценить. Но здесь ты этого не найдешь. Ты должна отправиться в город, где сможешь преуспеть».

«Как Дик Уиттингтон^[2], да?»

«Именно. – Он рассмеялся. – И, если ты станешь мэром Лондона, пригласи нас в свою шикарную резиденцию. Но помни: ты всегда можешь вернуться домой вместе со своим черным котом».

* * *

Хотя первый день пути не принес никаких неожиданностей, для Анны каждая мелочь была в новинку. Девушке велели воздержаться от разговоров с другими пассажирами, чтобы те не вздумали с ней знакомиться, но Анне так редко удавалось проводить время в компании незнакомцев, что она не могла сдержать себя и тайком изучала их, стараясь не показаться грубой.

Казалось, в тесной карете собрались люди всех возрастов. Рядом с ней на скамье сидел полный джентльмен, который внимательно изучал газету, неодобрительно хмыкая и тыкая локтем ей в бок каждый раз, когда переворачивал страницу. Через какое-то время он задремал, опасно прижавшись к ее плечу. В следующее мгновение очнулся и резко выпрямился. Однако через несколько минут все повторилось снова.

Она не видела лиц двух женщин, сидевших с другой стороны от этого джентльмена, но, судя по запаху и красному цвету их рук, поняла, что они занимаются сортировкой трески в Ярмуте. На противоположной скамье две полные домохозяйки из Банги заняли почти все сиденье и болтали без умолку до самого Ипсуича. У каждой из них на одном колене сидел маленький ребенок, а на другом – младенец.

Дети постоянно ныли, пока не уснули, пуская слюни во сне. Тогда разревелись младенцы. Их рев был особенно неприятен в таком закрытом пространстве. В перерывах между приступами плача малыши одаривали пассажиров ангельскими улыбками, поэтому им все прощалось до следующего раза. Когда подобные приступы длились слишком долго, матери прижимали младенцев к груди.

Сморщенный пожилой джентльмен втиснулся на лавку рядом с двумя леди, и, стоило ему тоже уснуть, Анна испугалась, что его так могут до́ смерти задавить, и никто об этом не узнает до самого конца поездки.

Чтобы чем-то занять себя, она достала из кармана Библию, которую отец дал ей при расставании. Вера Анны испарилась во время длинных ночей, наполненных агонией матери, и так и не вернулась, однако знакомые библейские истории приносили утешение. Открыв книгу, девушка увидела надпись на обложке, оставленную рукой отца: «Моей дорогой Анне, храни тебя Господь». На глаза навернулись слезы.

«Когда же я снова увижу его? – подумала она. – Как он будет дальше жить один с Джейн?»

Хотя Анне было всего пять лет в то время и она почти не видела родов, все же она понимала, что рождение сестры далось матери нелегко. Ребенок, в конце концов появившись на свет, был бледным и слабым. Несмотря на опасения, сестра выжила, медленно набрала вес и окрепла. Лишь по прошествии значительного периода времени они поняли, что сложные роды повлекли за собой серьезные последствия: правая часть тела Джейн была слаба, и девочка прихрамывала на одну ногу, с трудом волоча ее за собой. Хотя у нее был добрый нрав, она немного отставала в развитии, с трудом понимая то, что для других было элементарным, и так и не научившись читать и писать.

«Как она будет вести хозяйство без меня, бедняжка? – подумала Анна. – Поймет ли потребности отца? Не заболеет ли? И сможет ли подружиться с другими деревенскими девушками теперь, после моего отъезда?»

Анна очень скучала по сестре и отцу.

* * *

Когда они наконец подъехали к таверне для путешественников, тучный джентльмен взял ее за руку, помогая выбраться из кареты.

– Позвольте помочь вам с багажом.

– Большое спасибо, – ответила она, радуясь, что хоть кто-то ее заметил. – Вот мои вещи. Наверное, саквояж и коробку для шляпы можно оставить в карете на ночь?

– Так обычно и делают, если вы предупредили кучера.

Подхватив потертый парусиновый мешок, а также свой кожаный чемодан, он пошел вместе с ней через двор к входу в таверну.

– Простите меня, мадам, – сказал джентльмен, – не хочу показаться навязчивым, но позвольте дать вам совет.

– Уважаемый господин, я приветствую любой совет, поскольку не знакома с обычаями, принятыми в дальней дороге, – ответила она.

– Тогда разрешите сказать: я советую вам попросить принести ужин в номер. В зале может быть довольно шумно, и вам, скорее всего, это не понравится.

Словно в подтверждение слов джентльмена, когда он открыл дверь, изнутри донесся громкий взрыв хохота. Анна заколебалась на пороге, но учтивый господин взял ее под руку и повел через задымленный зал мимо столов к стойке. Пытаясь перекричать шум, он позвал хмурую женщину, по всей видимости, жену трактирщика. Вскоре подошел грязный мальчик и провел их наверх. Прощаясь с джентльменом, Анна сказала: