Перья столь порочные - Лив Зандер

подцепил мой подбородок и вернул взгляд к себе. Он опустился ниже, чуть сбоку, голос его смягчился. — Я буду с тобой очень осторожен. Ты же знаешь это, правда?

Сознание помутнело, кровь в жилах разогрелась.

— Да.

Я знала, что Себиан никогда не причинит мне боли, но дело ведь было совсем не в этом.

Пока я не опустила взгляд и не увидела его твёрдый член. Он напрягался в каких-то сантиметрах от моего входа, толще и длиннее, чем я помнила, а на его головке блестела капля влаги.

Это будет больно.

— Тише… ты напряглась. Расслабь мышцы, — его горячая кожа прижалась к моей, закрывая обзор, но я чувствовала, как головка упёрлась в мой вход, сердце забилось с головокружительной скоростью. — Я войду медленно. Вот так.

Его головка слегка протиснулась внутрь, но не вошла полностью. Пробный толчок — и внизу вспыхнуло давление. Стоило мышцам, о существовании которых я раньше и не думала, натянуться, он тут же отступил, оставив вместо боли отчаянное томление. Со следующим толчком он скользнул глубже, растягивая меня, пока из горла не сорвался всхлип.

— Ты примешь его, голубка, слышишь меня? — приказал Малир. — Ты примешь в себя каждый дюйм члена Себиана, или клянусь, я сам схвачу тебя, переверну и войду в тебя без капли его нежности — так, что твои красивые губы издадут совсем другие звуки. Я заставлю тебя петь.

Себиан простонал, продвигаясь всё глубже, его движения отзывались пульсацией.

— Вот моя хорошая девочка. Умница, Галантия. Откройся для меня.

При следующем толчке всё моё тело затрепетало так сильно, что дыхание сбилось.

— Себиан…

— Ты не представляешь, насколько она узкая, Малир. Чёрт, милая, ты такая горячая, божественно горячая. — Себиан двигал бёдрами медленно, в спокойном ритме, позволяя наполненности в центре то нарастать, то стихать, и лицо его искажалось смесью наслаждения и боли. — Вот так, сладкая. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, обещаю.

Я стонала каждый раз, когда он скользил глубже. Растягивал, заполнял собой. Тёрся о плотные стенки, пока они не разогрелись. Каждый толчок прижимал его твёрдое тело к моему холмику, и клитор отзывался новой пульсацией.

Он держал ровный ритм, снова и снова задевая набухший бутон своим мускулистым телом, зубы стиснуты, глухие стоны срывались сквозь них, словно сдерживание внутреннего зверя давалось ему с трудом.

Но он сдерживался, двигаясь чувственно, сосредоточенно глядя вниз на меня. Казалось, он чувствовал каждую мою реакцию. Когда мой таз отодвигался — он замедлялся. Когда дыхание сбивалось — он входил глубже. Когда я смещалась — следовал за мной.

— Чёрт, твоя киска такая тугая, — выдохнул Себиан. — Так сладко выжимает семя из меня.

На следующем толчке, резком и глубоком, мои губы раскрылись в беззвучном стоне. Себиан ухмыльнулся и повторил, ещё сильнее, загнав меня в дрожь до самой сути.

Я извивалась под ним — то ли желая сбежать от нарастающего жара, то ли прижаться ещё ближе. В ответ Себиан прижал свой таз к моему и задвигался в быстрых, пульсирующих толчках.

Жар разорвался внутри огненным вихрем, в конвульсиях, выбив из груди крик.

— Себиан!

У него перехватило дыхание, он трахал меня сильнее, сбиваясь с ритма.

— Я залью тебя всю, милая. Вот и все…

Сознание утонуло в волне блаженства, тело дёргалось в конвульсиях, но сквозь эти всплески я ощущала его, — как он напрягался и пульсировал внутри, как наполнял меня до конца.

Когда дыхание его успокоилось, Себиан чмокнул меня в щёку.

— Дай я обработаю твои раны. — Он вышел из меня и поднялся, член его всё ещё стоял, и он голым подошёл к маленькому деревянному ящику на полке. — Мазь Тармосса?

— Верхний левый угол. — Малир поманил меня пальцем, и я перекатилась на живот, поднимаясь на четвереньки. — Повернись. Покажи мне те следы, что я оставил на тебе.

Сердце колотилось от усталости, но я подчинилась. Он ведь возьмёт меня сзади, по-звериному. Холодно, безлико. По-другому я и представить не могла с Малиром.

— Выдави, — сказал он. — Я хочу видеть, как из тебя стекает его сперма. Хочу видеть, как он использовал тебя.

Какие-то мышцы сработали правильно, и я почувствовала, как семя Себиана, — семя не того мужчины, — выходит из меня. И, может быть, оно скатилось бы по бёдрам или впиталось в подушки, если бы Малир не собрал его ладонью и не размазал тёплую влагу по моей правой ягодице.

Себиан вернулся с маленькой глиняной кружкой в руках.

— Кожа должна быть сухой, чтобы мазь впиталась и помогла заживлению.

— Позволь сделать так, чтобы это стоило таких затрат.

Шлепок.

Боль обожгла мою мокрую задницу при ударе, отдаваясь эхом в комнате. Боги, проклятый ублюдок, он даже не удосужился трахнуть меня, как животное?

Я зашипела и обернулась.

— А как же помолвка?!

Малир снял рубашку, и онемение растеклось по моим пальцам, когда он бросил её Себиану. Десятки глубоких рубцов покрывали его грудь, плечи, живот, рисуя дикую картину, которую я видела один или два раза на самых непокорных пленниках Тайдстоуна.

Как ни странно, это ужасное зрелище сделало жжение более терпимым, пока Себиан вытирал воспалённую кожу рубашкой Малирa, а затем намазывал её мазью.

— Тебя пороли, — возможно, столько же раз в том же месте, сколько Малир ранее шлепнул меня… — Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что мой отец врезался тебе под кожу.

— Я имел в виду не эти шрамы. — Малир фыркнул и встал, направляясь к одному из служебных проёмов, обернувшись к Себиану. — Помоги ей перебраться в покои напротив моих. Там можно быть более… скрытными. Я хочу, чтобы ты следил за ней всё время, иначе говоря, я возлагаю на тебя защиту моей невесты.

Глава 23



Малир

Прошлое, подземелья Тайдстоуна

Время ползло сквозь темноту подземелий, каждый день отмечался побоями розгами, кнутом и, иногда, кулаком тюремщика. Дважды какой-то человеческий капитан доставлял меня на окраины Вайрии, запирал в клетке и почти до потери сознания травил серой корой дьявола, требуя снять теневую вуаль моего королевства.

Я отказывался.

По крайней мере, так я себе говорил каждый раз, когда тени не слушались, притворяясь гордым там, где на самом деле заслуживал лишь стыда.

Мой взгляд скользнул к телу Харлена, которое гнило, кто знает сколько уже, но я остановил себя. Не из-за бледно-зелёного оттенка его лица, не из-за личинок, падающих из уголков рта, и даже не из-за того, как его плоть начала проседать.

Нет, это было из-за тех пустых глазниц, которых я не мог вынести,