Единственная для главы звездной корпорации - Ева Флер

подружка получили ускоренный курс выведения из токсичного угара. С их слов, они употребляли еще и незаконные вещества, привезенные с Земли. То, что они мне рассказали, повергло меня в бешенство и ужас.

Инсценировать убийство и подставить Скайлар было идеей Оксы, озлобленной за то, что ее суженый был вынужден жениться на другой.

Да, Окса оказалась именно той девушкой, с которой встречался Томей, когда его семья настояла на династическом браке. Злиться на любимого Окса не могла, в итоге всю свою злость она направила на Скайлар.

Подставив ее под расстрельную статью, она рассчитывала сполна отомстить за все свои мнимые страдания.

Почему мнимые? Да потому что эта тварь, как и ее суженый-ряженый, никого, кроме себя самих, не любили.

Как только начался допрос, начали сливать друг друга наперегонки.

Я узнал все о тех преступлениях, которые они вместе совершили в своем стремлении попасть в проект переселения.

Спенсер сразу понял, что женитьба на Сент-Клер даст ему достаточно денег, чтобы сбежать с Земли, которая ему так надоела, и стать здесь лидером нового мира.

Лидером, которым должен был стать, хоть и парализованный, но гениальный дядя - Сайлас Томей. Спенсер до последнего считал, что полетит он, ведь Сайлас был не транспортабелен.

Сайлас сделал ошибку, когда решил рассказать Спенсеру о своем достижении раньше, чем всем остальным. Сайлас излечился и уже потихоньку начинал вставать.

Спенсер знал, что Сайлас живет уединенно и не желает общаться с родней, пока прикован к постели. Он убедил дядю и лучшего друга не спешить с оповещением всех о прогрессе в лечении. Сказал, что будет круто, если он сам, на своих ногах приедет в штаб-квартиру и вызовет фурор. Его рейтинг как лидера будет нереально высок.

Спенсер был единственным, кого Сайлас принимал у себя в доме.

«Этот идиот так и не понял, как стал калекой! Да это я! Я его столкнул с утеса! А не какой-то там порыв ветра. Он вообще не должен был выплыть! По крайней мере, живым».

Это были слова Спенсера. Дальше он рассказал, как убил дядю и занял его место. Как сделал операцию и как возглавил великое переселение династий. Гордился тем, что никто так и не понял, что Сайлас был не Сайлас.

И вот после этого я пришел сюда. Гнев душил и затмевал разум, но Скайлар была единственной, кого я хотел видеть.

Как я мог сказать ей такое? Нет, я не собирался причинять боль любимой женщине. Я здесь, чтобы защищать ее.

Но слова сказаны, и ей больно.

Ожидая увидеть страх или ненависть в ее глазах, я заставил себя оторвать лицо от ладоней и посмотреть на нее.

И не увидел ни страха, ни ненависти.

Она смотрела с любовью.

Волна нежности схлестнулась во мне с волной гнева на Томея. От этого водоворота чувств захотелось зажмуриться, а еще лучше - пойти к Томею и…

Я встал и развел руки в стороны, приглашая ее в объятия.

- Скайлар, иди ко мне, любимая…

Не задумываясь, она подошла и прижалась всем телом, как доверчивый котенок.

- Скайлар, сделай так, чтобы я не пошел и не убил твоего бывшего…

Скайлар.

Сначала я удивилась его просьбе. Но когда подняла голову и заглянула в его глаза…

Мои руки сами скользнули к застежкам его пиджака. Они больше не дрожали, а я не боялась.

И чего я так остро отреагировала? Кристиан никогда не причинит мне боли.

Не отрывая взгляда от его лица, я продолжила расстегивать застежки костюма.

Мои пальцы скользнули по шелковой подкладке его пиджака, сдвинули его с мощных плеч, и ткань бесшумно соскользнула на пол. Он не двигался, лишь его взгляд - темный и бездонный - прожигал меня насквозь, давая молчаливое разрешение на все.

С рубашкой было проще. Я медленно, ощущая под подушечками пальцев каждую выпуклость пуговицы, расстегнула их одну за другой. Кожа под тканью была горячей, я чувствовала исходящее от него тепло и слышала ровный, но участившийся стук его сердца. Когда последняя пуговица поддалась, я раздвинула полы рубашки ладонями, скользнула по твердому, упругому рельефу его живота и ощутила, как он непроизвольно вздрогнул под моим прикосновением.

Но вот мои пальцы наткнулись на массивную металлическую застежку его брюк. Я нервно теребила ее, пытаясь совладать с непослушным механизмом, но тщетно. От досады и нетерпения во мне поднялась легкая паника. И тогда…

Тогда его большая, теплая рука мягко накрыла мои беспомощные пальцы.

- Позволь мне, - тихо прошептал он, и его голос прозвучал как ласка.

Он одним точным, уверенным движением расстегнул брюки, и молния с тихим шелестом разошлась.

Пока он занимался этим, мое сердце переполнилось такой нежностью и таким острым, почти болезненным желанием, что я не смогла сдержаться. Я подалась вперед и обхватила его лицо ладонями. Кожа его щек была удивительно гладкой, с легкой щетиной, колющей кончики пальцев. Я притянула его к себе, заставив наклониться, и прижалась губами к его губам.

Это был медленный, глубокий, исследующий поцелуй, полный тихого благоговения и неподдельного чувства.

Когда я поняла, что Кристиан разделся, на меня накатило какое-то шаловливое настроение, и я легонько толкнула его в грудь, заставляя опуститься в кресло, что стояло за ним.

Он не сопротивлялся, он отдавал инициативу в мои руки, а в темных глазах блеснул огонек интереса.

Я медленно провела взглядом по его фигуре, освещенной мягким светом: могучие плечи, четкий рельеф мышц, длинные крепкие ноги, его напряженный, перевитый венами, жаждущий меня член. Он был идеален - совершенное произведение искусства, и сейчас он всецело принадлежал мне.

Секунду я просто стояла, наслаждаясь видом, и начала снимать одежду с себя. Хотелось сорвать ее и быстрее прижаться к Кристиану, но бесенок, проснувшийся где-то внутри, запретил торопиться.

Я раздевалась медленно, наслаждаясь тем, как он на это реагирует.

Я поймала его взгляд. В его глубине бушевала буря, но тело оставалось неподвижным. Он