Жестокое завоевание - Лилит Винсент

Я пытаюсь вспомнить, когда папа когда-нибудь подводил меня. Честно говоря, я не могу вспомнить ничего конкретного, что папа делал в течение нескольких месяцев после вторжения в дом, и это нормально, потому что он должен был быть рядом с Чессой и другими детьми. Все мои воспоминания связаны с дядей Кристианом. Помогая мне стать свирепым. Показывающий мне, как понять этот жестокий мир и свое место в нем.

— Ты никогда меня не подводил, — говорю я ему, но мои слова звучат пусто.

— Твой дядя Кристиан считал, что если ты хочешь быть частью нашего мира, мы должны открыть его для тебя. В четырнадцать лет я думал, что ты слишком молод для всего, что должен взвалить на себя взрослый Беляев. Разве ты не должен оставаться невиновным? — Он смеется без юмора. — Каким глупым человеком я был, полагая, что любой, кто должен убить, чтобы спасти себя, нуждается в убежище, а не в поддержке. У Кристиана все это время была правильная идея, не так ли?

Дядя Кристиан был тем, кто разговаривал со мной, поощрял меня защищаться, использовать оружие и изучать всевозможные важные и смертоносные навыки. Теперь, когда я думаю об этом, он, должно быть, сделал так много за папиной спиной. Мое сердце горит благодарностью, потому что это было то, что мне было нужно. Мне нужно было чувствовать себя сильным, а не бессильным. Мне нужно было быть кем угодно, только не той потерянной маленькой девочкой, которая стоит у открытой могилы своей матери и рыдает от всего сердца. Я не собиралась позволять этим мужчинам заставлять меня чувствовать себя слабой и маленькой, и Кристиан был рядом, чтобы помочь мне пройти через это.

— Это тяжелая жизнь, Зеня, и я даже не спросил тебя, хочешь ли ты этого. Если вы предпочтете уйти от семейного бизнеса после того, как я уйду, я благословляю вас.

Мои глаза расширяются, и я восклицаю: — Ты что, шутишь? После всего, чему я научился за последние несколько лет? Я так усердно работал, потому что хочу, чтобы вы гордились мной, но также и потому, что мне больше нечего делать. Я умру, прежде чем сдамся.

Папа грустно улыбается. — Ты говоришь прямо как Кристиан.

Мне приходит в голову ужасная мысль. Он так много говорит о дяде Кристиане, что я задаюсь вопросом, не передумал ли он. — Ты думаешь изменить свое завещание? Вы хотите, чтобы он вместо этого возглавил семью Беляевых? Но я могу это сделать. Клянусь, я могу.

Он качает головой. — Нет, милая. Не думайте, что я говорю так, потому что думаю что-то изменить. Я бы никогда не лишил тебя наследства. Это правильное решение — возглавить эту семью после того, как меня не станет. Вы уравновешены и задумчивы. Кристиан ненадежен и безответственен, и так будет всегда.

Я вздрагиваю, потому что это кажется излишне резким. — На самом деле, папа, он был всем, что мне нужно.

Пока он остается. Мы живем в пороховой бочке, и однажды все может взорваться прямо у нас перед носом. Я дергаю свободную нитку на джинсах. Что, если я открою ему свое сердце, а потом он просто… уйдет? Даже мысль об этом наполняет меня удушающей паникой. Почему он не боролся сильнее, чтобы остаться со мной? Если он так сильно любил меня, то почему бросил меня совсем одну два года назад?

Я смахиваю гневную слезу с ресниц. Что сделано, то сделано. Он разбил мне сердце, и теперь я должна защищать его от него любой ценой. — Давай не будем о нем. Вам нужно сосредоточиться на том, чтобы стать лучше.

Папа смотрит на меня долгим обеспокоенным взглядом. — Ты злишься на Кристиана, не так ли?

Я качаю головой. — Кто сердится? Я просто не хочу говорить о нем сейчас. С тех пор как он вернулся, мы говорим только о дяде Кристиане.

Папа проводит рукой по лицу и вздыхает, выражение его лица более несчастное, чем когда-либо.

К нам быстро подходит медсестра. Я принесла с собой кофе на вынос и потягиваю его, пока она проверяет лекарства папы и задает ему вопросы о том, как он себя чувствует.

Папа так устало сгорбился в кресле после того, как медсестра ушла, что я думаю, не уснул ли он.

Несколько минут спустя он открывает глаза и тянется к моей руке. — Я люблю тебя больше всего на свете, Зеня. Ты и твои братья и сестры для меня все. Ты позаботишься о них, не так ли?

Я быстро киваю и тянусь к папиной чашке с водой. Я соглашусь на все, лишь бы он перестал говорить о смерти. — Выпей воды, ладно?

Он проводит большим пальцем по моим костяшкам пальцев и грустно улыбается. — Та ночь изменила тебя. Я не хотел признаваться себе в этом, но после в твоих глазах появилось что-то новое. — Он поднимает плечи и позволяет им опуститься, а затем переключается на русский. — Как не быть? Вы забрали жизнь, и в таком юном возрасте. Младше меня. Моложе Кристиана.

Он прав насчет той ночи, которая изменила меня, но она изменила меня к лучшему. Я стал сильнее. Сфокусированный. Более решительный. Если папа и чувствует какое-то несчастье в моем сердце, то не из-за той ночи. Это из-за того, что произошло два года назад, когда кто-то, кого я очень любил, ушел и забыл обо мне.

Через два часа я отвожу папу домой и помогаю ему лечь в постель. Он всегда истощен после введения химиотерапии и сразу засыпает.

Только когда я закрываю дверь его спальни и иду по коридору, я достаю из сумки телефон и проверяю экран. Двенадцать пропущенных звонков. Так много текстовых сообщений. Все от дяди Кристиана.

Дядя Кристиан: Зеня.

Дядя Кристиан: Это твой дядя.

Я закатываю глаза. Как будто я не знаю, что это он. Я чувствую его напряжение и стиснутые зубы, исходящие от экрана моего телефона.

Дядя Кристиан: Мне не нужно, чтобы ты что-то делал.

Дядя Кристиан: Тебе не о чем беспокоиться.

Дядя Кристиан: Просто назовите мне его имя.

Дядя Кристиан: Зеня. Ответьте мне.

Дядя Кристиан: Почему ты не берешь трубку?

Далее следует еще дюжина сообщений, и я качаю головой, пролистывая вниз и прочитывая их. Если кто-то уезжает на два года без каких-либо признаков возвращения, он не может злиться на то, что происходит в его отсутствие.

Зеня: Можешь остыть на полсекунды? У тебя лопнет сердечный